— А как зовут эту актрису? — осведомилась графиня.
— Ох, мне называли, — пробормотала старушка. — Помнишь, Жорж, садовник ведь при тебе рассказывал…
Жорж сделал вид, что старается припомнить. В ожидании ответа Мюффа вертел в пальцах чайную ложечку. Тогда графиня обратилась к мужу:
— Если не ошибаюсь, господин Штейнер содержит эту певичку из Варьете, эту Нана?
— Нана, верно, Нана, срам какой! — раздраженно воскликнула г-жа Югон. — Ее-то и ждут в Миньоте, Я все знаю от садовника… Правда, Жорж, садовник говорил, что ее ждут нынче вечером?
Пораженный новостью, граф вздрогнул. Но Жорж живо отпарировал:
— Ах, мамочка, ну что может знать садовник, только болтает зря… А вот кучер уверял, что в Миньоте до послезавтра никого не ждут.
Жорж старался говорить самым естественным тоном, чуть скосив глаза на графа, желая проверить, как тот примет эту весть. Мюффа, видимо успокоившись, снова усиленно завертел в пальцах чайную ложечку. Рассеянно вглядываясь в голубоватую даль парка, графиня будто и не прислушивалась к их разговору и с едва заметной улыбкой пыталась уловить какую-то свою тайную, неожиданную для нее самой мысль; а Эстелла, выпрямившись на стуле, молча слушала рассказы о Нана, и на ее бледном личике девственницы не дрогнула ни одна черта.
— Боже мой, и от чего я так разволновалась, — пробормотала после паузы г-жа Югон с обычным своим благодушием. — Всем жить хочется… Если мы встретимся где-нибудь на дороге с этой дамой, мы просто ей не поклонимся — вот и все.
И когда поднялись из-за стола, старушка снова пожурила графиню Сабину, которая нынешний год слишком долго заставила себя ждать. Но графиня в свое оправдание сослалась на мужа — это из-за него они приехали с таким запозданием; дважды назначали день отъезда, складывали чемоданы, а граф, ссылаясь на срочные дела, в последнюю минуту отменял поездку; потом, когда она уже считала, что поездка вообще не состоится, вдруг решился. Старушка в свою очередь сообщила, что ее Жорж тоже дважды объявлял о своем приезде, но не приезжал и свалился как снег на голову позавчера, когда на него уже не рассчитывали. Этот разговор происходил в саду. Оба кавалера, идя по правую и по левую сторону от дам, молча и степенно слушали их беседу.
— Ну и бог с ним, — проговорила г-жа Югон, осыпая поцелуями белокурые локоны своего любимца, — самое главное, что Зизи согласился поскучать со мной в деревенской глуши… Славный мой Зизи, не забывает маму!
Но после полудня г-же Югон пришлось поволноваться. Жорж, едва встав из-за стола, стал жаловаться на тяжесть в голове, а вскоре у него начался жестокий приступ мигрени. В четыре часа он заявил, что ляжет, — это единственное средство против головной боли, он проспит до утра и завтра будет совсем здоров. Мать пожелала лично уложить его в постель. Но когда она вышла, Жорж вскочил и запер дверь на ключ, чтобы, сказал он, его не беспокоили; потом ласково крикнул: «Покойной ночи, до завтра, мамочка!» — и уверил, что будет спать без просыпу до самого утра. Однако в постель не лег, а бесшумно оделся, сел на стул и стал ждать, — свежий, с горящими глазами. Когда прозвонил колокол, сзывающий к обеду, он осторожно выглянул в окошко и увидел, что граф Мюффа направляется в столовую. Через десять минут, убедившись, что его никто не может заметить, Жорж проворно вылез из окна и спустился по водосточной трубе; его спальня, помещавшаяся на втором этаже, выходила окнами во двор. Тут он сразу же нырнул в кусты, пробрался через парк и галопом понесся полями в сторону реки, чувствуя в желудке пустоту, а в сердце радостное волнение. Уже темнело, начал накрапывать дождь.