Собрание сочинений. Том 6

Дэйв,
        тебя не тошнит от рынка,
где рекламой —
                         смертельный риск?
Космонавты на спичках,
                                       открытках,
вы разбились о пошлость вдрызг.
Опошляется даже космос.
На любую из наших орбит
запускаются пошлость, косность,
как величия сателлит.
Где она —
                наша млечная Эльба?
Далеко она,
                   далеко.
Для чего,
               гладиаторы неба,
вы рискуете?
                     Для кого?

6

Дэйв спокоен:
                      «Я не философ,
не из умствующих задавал,
но немало подобных вопросов
я в полетах себе задавал.
Пошлость – это налог.
                                    Он тяжек,
отвратителен,
                      но пойми:
мы рискуем не ради бляшек —
ради будущего Земли.
Гладиаторам было туго.
Им насильно вручали мечи,
но они палачи друг для друга, —
поневоле,
               но палачи.
В космонавтах есть чувство братства
Не у них мозги набекрень.
Мы иная,
               звездная раса,
человека иная ступень.
Все тесней на Земле пропыленной —
человечеству нужен простор.
Космонавтами будут мильоны,
как сейчас каждый третий – шофер.
Подзазналась Земля-старуха.
Все великие в мире умы
для меня —
                  космонавты духа
с чувством крошечности Земли.
Нужен,
           чтобы духовно не ползать,
взгляд на Землю со стороны.
На Земле уничтожат пошлость
лишь свалившиеся с Луны…»

7

Дэйв, газуй!
                    Эту ночь мы украли.
Говори еще, Дэйв,
                            говори.
За спиной – муравьи в кляре,
муравьи в шоколаде
                                 и фри.
На обочинах —
                         малолитражки.
С ночи легче места занимать.
Ходят запросто по кругу фляжки,
кормит грудью ребенка мать.
Люд простой
                     из Майами,
                                       Нью-Йорка.
Здесь, природой счастливо дыша,
шоу завтрашнего
                           галерка,
а галерка всегда хороша.
Здесь по спальным мешкам студенческим,
утверждая права свои,
ходят с видом,
                       еще молодеческим,
незажаренные муравьи.
Здесь в обнимку на крыше «фольксвагена»
двое…
         Звездный простор так чист,
и вдали
             белоснежно,
                                свадебно
карандашик ракеты торчит.

8

Первый полицейский кордон:
«Мистер Скотт?!
                           Не узнали…
                                             Пардон!»
Второй полицейский кордон:
Дэйв сует им какой-то картон.
Изучают…
                «Поздненько…» —
                                            изрек
полицейский,
                     но под козырек.
Третий полицейский кордон.
Здесь —
            уже непохожий тон.
Вроде —
            сделать нельзя ничего:
«Пропуск только на одного».
Полицейского взгляд косоват,
ну а Дейв —
                  начальственно,
                                          властно:
«Это —
           будущий космонавт,
только сверхзасекреченный…
                                               Ясно?»
«Ясно…»
Магия сверхзасекреченности,
ты сработала,
                     не подвела.
Тайный гриф особой отмеченности
ощущаю.
              Такие дела!
(Так сказал бы Курт Воннегут,
если был бы со мною тут.)

9

Что морочит людей,
                                как детей?
Наши детские игры во взрослость.
Ну и вдруг не ошибся ты,
                                         Дэйв,
и взлечу я когда-нибудь в космос?
Я бы там ощутил,
                            как в степи,
чувство вечности,
                             чувство млечности
и читал
            и читал бы стихи,
только сразу —
                        всему человечеству.

10