Собрание сочинений. Том 6

Зимы последние кусочки
чуть всхлипывают под ногой,
и так смущенно дышат кочки
незащищенностью нагой.

По колее, от хвои рыжей,
плывет оттаявшим леском
обломок чьей-то детской лыжи,
как туфля с загнутым носком.

В лесу и грязь совсем иная,
в лесу и сырость хороша,
когда, последний снег вминая,
идешь один и не спеша.

Я, словно вол, в эпоху впрягся.
Перенапрягся. Валит с ног.
Искавший общий выход в братстве,
как никогда я одинок.

Со мной усталость и собака.
Собаку что-то тянет вкось:
там из-под снега так запахло,
там прошлогодняя, но кость.

Ну а меня давно не тянет,
поддавшись запахам спроста,
играть обманными костями,
внутри которых – пустота.

Моих иллюзий ржавых груда
нимало мне не дорога.
И понял я, что зависть друга
страшней, чем ненависть врага.

Прощайте те, кто были милы,
кому теперь, по их словам,
я, как дубиною громилы,
переизданий шрифт сломал.

В ком злобы нет – тот из везушных.
Мне сожалительно смешна
эпистолярных выяснюшек
воинственная слабина.

Неплодотворно чувство мести:
«Лягнул меня – тебя лягну».
Хотя мы вряд ли будем вместе,
я вас жалею и люблю.

Прощаю вас, – без опасенья,
что вновь обрушитесь, клеймя,
и ради вашего спасенья
желаю вам простить меня.

Как хорошо в гостях у леса
брести тихонько по весне,
не проявляя интереса
к самоубийственной возне!

И, прикусив зубами почку,
войдя в прозрачные кусты,
найти единственную строчку
внутри зеленой горькоты.

Март 1972

Написано после прочтения двух писем оскорбленных соавторов одного халтурного пародийно-детективного романа, слишком нервозно отреагировавших на мою шутливую рецензию. Слава Богу, мы сейчас снова разговариваем по-дружески.

От желанья к желанью

Хане Сард

1

Я бродяга Джонни Батлер —
                                     бывший циник, бывший бабник.
Я стихами не умею.
                                За меня скажи в стихах
о могучем океане,
                            о моей любимой – Хане,
о моих грехах греховных
                                        и безгрешнейших грехах.
Мой медовый месяц странный —
                                                был он радостью и раной.
Сладость меда, тяжесть меда
                                              в теле загнанном моем.
Мой медовый месяц горький
                                              сумасшедшею был гонкой
от желания к желанью —
                                        и желанье – за рулем.
Исполнение желанья —
                                      это часто смерть желанья,
а потом пустыня в теле,
                                      если, в общем, все равно,
чье с тобою рядом тело,
                                      то, что тоже опустело,
и лежат два потных трупа…
                                           Сколько раз так было, – но…

2