Собрание сочинений. Том 5

От «Красного Ручья» сохранилась всего одна изба, но табличка с названием деревни гордо поблескивает на стволе старой березы, как раз напротив одиночки-избы. Хозяин ее — не довелось мне повидать его лично — получает почту за всех отсутствующих односельчан и отвечает всем землякам на фронт. Пробовали его переселить куда-нибудь поближе к уцелевшим деревням, отказался: «Что ж деревне-то — пропадать? Как я стерегу деревню, так о ней имеется понятие, а уйдешь — сотрется из памяти; а людям, как вернутся, куда итти?..»

Упрямый старик так и сторожит свою исчезнувшую, но живую в сознании людей деревеньку. В глухом, обкусанном сверху лесу стучит топор. Среди хаоса поваленных деревьев поет пила.

На безлюдной поляне, вдали от человеческого жилья, высится братская могила, убранная почти свежими цветами. Кто и откуда приходит к ней? Кто бережет ее для потомства? Спросил об этом. «Все ходят, — сказал подросток-пастух. — Проезжающие и проходящие — все ходят. Може, свой брат тут лежит».

Слились с землей и бесславно исчезли в ней лишь «немецкие выселки» — кладбища фрицев; но почти у каждой деревни есть такие свалки в безыменных оврагах и балках, о них говорят с презрением, с ненавистью, как с местах грязных, ни на что хорошее не пригодных. Хорошее слово: «немецкие выселки»! На века б сохраниться ему как названию свалочных мест за нашими городами и селами.

Развалины немецких танков и пушек вмонтированы войной в нашу природу. Полуприкрытые березняком, заросшие мхом, они постепенно превращаются в низенькие курганчики, каждый со своей биографией. Реальные события и молодые легенды переплетаются здесь между собою, рождая новый фольклор и придавая всему уже давно глубоко мирному быту воинственный отпечаток.

Несмотря на то, что не везде есть радио и редко газеты — любая новость пробегает по Варшавской дороге со скоростью телеграммы. Рассказы о сражениях, о пленных так же естественны и необходимы здесь, как разговоры о работе сельпо. Воинственный дух дороги не замирает нигде. Санитарные автомобили, бегущие со стороны тыла к фронту, возвращенцы, солдаты-отпускники и выздоровевшие раненые, районные работники и, так оказать, коренное население дороги — ее регулировочные посты и ремонтные группы — составляют особый мир жителей особого города, — он растянулся на многие сотни километров и имя ему ВАД № 2. На его питательных пунктах и в его гостиницах течет своеобразная жизнь прифронтового «города», вытянутого в одну линию вдоль всего шоссе. Таких длинных дорог в Европе нет. Но, несмотря на свою длину, дорога живет жизнью улицы. Могилев и Бобруйск недалеки. До Березины можно по пальцам пересчитать все объезды и мостики, не за горами и Брест. Немало людей из-под Кричева побывало — в немецкие дни — за Бугом, они знают, что там сейчас творится.

Шестнадцатилетний парень прибыл в прошлом году, как раз незадолго до отступления немцев, из Лейпцига, идя два с половиною месяца по ночам без карты и компаса.

— Вы теперь завяжите мне глаза, спутайте ноги — я эту проклятую Германию по запаху узнаю, подошвами почувствую. Сонный, я и то разберу, кто рядом — наш или немец, — говорил он своим, собираясь в партизаны.

Семидесятилетняя старуха, неграмотная, полуслепая, обнаружила в прошлом году, уже после прихода Красной Армии, двух переодетых немцев и немедленно сообщила о них командиру красноармейской части.

— Я их узнавать наловчилась, — рассказывает она. — А чего! У меня в хате вся Европа перебывала — и финны, и испанцы, и австрияки, и итальянцы. Пригля-де-лась я, милые, при-ню-халась! Ну и ну! Теперь немец от меня хоть в любую одежду спрячется — я все одно найду. Мне бы только ему в глаза посмотреть — тут уж я сразу скажу, немец он или кто…

От горизонта доносится глухое ворчанье далекой канонады, кое-где лепечут зенитки, в воздухе шум самолета, и на земле — никакой толчеи, никаких пробок, ничего такого, что бы подсказало сознанию, что мы вблизи фронта. Войска научились быть невидимыми.

Штабеля воинских грузов. Ящики, тюки. Семена, удобрения. Слышится речь — белорусская, польская, украинская, узбекская, русская.

Вот обрывки невольно подслушанного разговора:

— Что на переднем, не знаете? Шуму что-то сегодня много.

— Нервы!

— У него?

— Конечно. Бьет с утра в белый свет, как в копеечку.

— Это хорошо.

По шоссе проносится грузовик с бойцами дорожного батальона, с лопатами, пилами. Они мчатся на ямочный ремонт — засыпать на шоссе лунки.

1944

Инициатива

Поздним вечером мы переправились через реку в том месте, где два дня назад ее форсировали наши передовые части.

На песке западного берега всюду, насколько хватал глаз, точно выброшенные гигантским шквалом, валялись в изобилии самодельные плоты из бревен и хвороста, понтончики из пустых бочек и «плавточки» из немецких бензиновых баков, по четыре штуки связанные проводом. Были тут и автомобильные камеры, и покрышки, и лодки, счетверенные одним деревянным настилом и представляющие собой почти паромы.