Собрание сочинений. Том 4

«Что грустишь, моя рыжая? —
шепчет бабка. – Что стряслось?»
свою руку погружая
в глубину твоих волос.

Ты мотаешь головою.
Ты встаешь, как в полусне.
Видишь очень голубое,
очень белое в окне.

У тебя веснушек столько,
что грустить тебе смешно,
и черемуха сквозь стекла
дышит горько и свежо.

Смотришь тихо, полоненно,
и тебя обидеть грех,
как обидеть олененка,
так боящегося всех.

В мастерскую его друга
поздно вечером привел
и рукою кругло-кругло
по щеке твоей провел.

И до дрожи незаснувшей,
не забывшей ничего,
помнят все твои веснушки
руку крупную его.

Было мертвенно и мглисто.
Пахла мокрой глиной мгла.
Чьи-то мраморные лица
наблюдали из угла.

По-мальчишески сутула,
сбросив платьице на стул,
ты стояла, как скульптура,
в окружении скульптур.

Почему, застыв неловко,
он потом лежал, курил
и, уже совсем далекий,
ничего не говорил?

Ты веснушки умываешь.
Ты садишься кофе пить.
Ты еще не понимаешь,
как на свете дальше быть.

Ты выходишь – и немеешь.
На смотрины отдана,
худощавый неумелыш,
ты одна, одна, одна…

Ты застенчиво лобаста,
не похожа на девчат.
Твои острые лопатки,
будто крылышки, торчат.

На тебя глядят нещадно.
Ты себя в себе таишь.
Но, быть может, ты на счастье
из веснушек состоишь?

По замасленной Зацепе
пахнет пивом от ларька,
и, как павы, из-за церкви
выплывают облака.

И, пожаром угрожая
этажам и гаражам,
ты проходишь, вся рыжая,
поражая горожан.

Пусть он столько наковеркал —
так и светятся в лучах
и веснушки на коленках,
и веснушки на плечах.

Поглядите – перед вами,
словно капельки зари,
две веснушки под бровями
с золотинками внутри.

И рыжа и непослушна
в суматохе городской
распушенная веснушка
над летящей головой!

1962

Допрос под Брамса