Собрание сочинений. Том 4

Что имелось в эту ночь?
Кое-что существенное.
Был поселок Нельмин Нос,
и была общественность.

Был наш стол уже хорош.
Был большой галдеж.
Был у нас консервный нож
и консервы тож.
Был и спирт,
                    как таковой,
наш товарищ путевой
с выразительным эпитетом
и кратким:
                «Питьевой».
Но попался мне сосед
до того скулежный,
на себя,
            на белый свет, —
просто невозможный.
Он всю ночь крутил мне пуговицу.
Он вселял мне в душу путаницу:
«Понимаешь, бляха-муха —
невезение в крови.
У меня такая мука —
хоть коровою реви.
Все нескладно,
                       все неловко.
В жизни форменный затор.
Я мотор купил на лодку —
в реку плюхнулся мотор.
Надо мной смеются дети.
От меня страдает план.
Я в Печору ставлю сети —
их уносит в океан.
Бляха-муха,
                   чуть не плачу
от себя, как от стыда.
Я в снегу капканы прячу —
попадаю сам туда.
Может, я не вышел рылом,
может, просто обормот?
Но ни карта, и ни рыба,
и ни баба не идет…»
Ну и странный сосед, —
наказанье божье!
И немного ему лет —
тридцать пять,
                       не больше.
И лицом не урод,
да и рост могучий, —
что же он рубаху рвет
на груди мохнучей?
Что же может его грызть?
Что шумит свирепственно:
«Бляха-муха,
                    эта жисть
неусовершенствована!»
А наутро вышел я
на берег Печоры,
где галдела ребятня,
фыркали моторы.
А в ушанке набочок,
в залосненной стеганке
вновь тот самый рыбачок,
трезвенький,
                    как стеклышко.
Между лодками летал,
всех собой уматывал,
парус наскоро латал,
шебаршил,
                командовал.
Бочки, ящики грузил,
взмокший
                будто в бане.
Бабам весело грозил
вострыми зубами.
«Пошевеливай, народ —
он кричал и ухал. —
Ведь не кто-нибудь нас ждет
семга,
         бляха-муха!»
Было все его —
                        река,
паруса,
           Россия.
И кого-то у мыска:
«Кто это?» —
                     спросил я.
И с завидинкою,
                          так
был ответ мне выдан:
«Это ж лучший наш рыбак,
развезучий,
                  идол!»
К рыбаку я подошел,
на него злючий:
«Что же ты вчера мне плел,
будто невезучий?»
Он рукой потер висок:
«Врал я не напрасно.
Мне действительно везет —
это и опасно.
И бывает
               в захмеленье
начинаю этак врать,
чтоб о жизни разуменья
от везенья
                не терять».
Замолчал.
                Губами чмокал,
сети связывая,
и хитрили губы,
                         что-то
не досказывая.
Звали в путь его ветра,
семга-розовуха:
«Ладно, парень.
                        Мне пора.
Так-то,
          бляха-муха!»

11 июля 1963, Гульрипш

Баллада о Муромце