Собрание сочинений. Том 4

Бабушка Олёна,
слышишь,
                как повсюду
бьет весна-гулена
в черепки посуду,
как захмелела сойка
с березового сока
и над избой твоей
поет,
       что соловей?
Ты на лес,
                на реченьку
посмотреть сходи…
Что глядишь невесело
на ноги свои?
И ночами белыми
голосом-ручьем
с ними, ослабелыми,
говоришь о чем?

«Ноженьки мои, ноженьки,
что же вы так болите?
Что же вы в белые ноченьки
снова бежать не велите?

«Лодочки» в пляске навастривая,
вы каблуки сбивали,
и сапоги наваксенные
за вами не успевали.

Вы торопились босыми
в лес по заросшей тропочке,
посеребренные росами,
вздрагивая по дролечке.

И под рассохлой лодкою,
где муравьи да кузнечики,
гладил он вас, мои легкие,
ровные, словно свечечки.

Ноженьки мои, ноженьки,
кроме гулянок с гармошкой,
знали вы тяжкие ношеньки —
ведра, мешки с картошкой.

Все я на вас – то с тряпкою,
то с чугунком, то с вилами,
то с топором, то с тяпкою, —
вот вы и стали остылыми.

На вас я полола-выкашивала,
мыкалась в снег и в дождик;
на вас я в себе вынашивала
осьмнадцать сынов и дочек.

Ни одного не выскоблила, —
мы ведь не городские.
Всех я их к сроку вызволила,
всех отдала России.

Всех я учиться заставила.
«Вникайте!» – им повторяла.
На ноги их поставила,
ну а свои потеряла.

Вот и не вижу солнышка…
Если б вы, ноженьки, ожили!
Куда же ушла ваша силушка,
ноженьки мои, ноженьки?!»

Бабушка Олёна,
я плачу —
               не смотри.
Но слышишь:
                     исступленно
токуют глухари.
И над рекою Вологдой
бежит,
          бежит под ток
над льдами и над волнами
девчонка с ноготок.

Бежит, как зачумленная,
к незнаемой любви…
У нее,
         Олёна,
ноги твои!

От восторга рушатся
ложи и галерки.
Балерина русская
танцует в Нью-Йорке.
Сколько в ней полета,
буйства в крови!..
У нее,
         Олёна,
ноги твои!

Не привык я горбиться —
гордость уберег.
И меня
           горести
не собьют с ног.
Сдюжу несклоненно
в любые бои…
У меня,
            Олёна,
ноги твои!

2 июля 1963, Гульрипш

Глухариный ток