Собрание сочинений. Том 2. Мифы

Между тем гида со шкиперской седой бородкой осаждают туристы и по-русски, и по-английски, где туалет, не спросить.

– Здесь свои местные архитекторы? – интересуется ноздреватый нос. – Или приглашают из Европы.

– Я видела такое только в Бразилии, – кокетничают губы нашлепкой.

– Конечно, приглашают. И едут. Хорошие деньги дают, – говорит армянин по имени Рафик.

Шкипер ведет нас сквозь ряды китайского рынка. Кругом рушат дома (о милое Замоскворечье!). Торчат кучки штукатурки, целые стены, картон. Над всем этим развалом спокойно разворачиваются бетонные домины, как раскрытые книги. Поссать негде.

Рафик между тем рассказывает нам, как он с друзьями отправился на Армениан-стрит к Армянской церкви. Вернулись разочарованные. Церковь оказалась пуста. Старые памятники повалены. заброшены. Сторож – и тот индус.

– Здешние армяне делают мани!

– Где же туалет? – наконец спрашиваю я гида.

Он осматривается. И решительно ведет меня в недра китайской закусочной, что застряла здесь между строящимися великанами. За мной по инерции устремляется часть группы, но сразу же отстает. Апельсиновые, анилиновые напитки. Народ – за столиками, промельком, потому что уже невтерпеж. Дальше – закуток. Зеленая дверь. Наконец-то.

Если я помню такие подробности, то не в бреду я это видел – и Тамара тоже была.

В первом варианте к Арбату мне идти было совсем близко. А во втором я шел через Котельническую набережную к Солянке. Потом сел в метро и доехал. Всюду была Москва. Москва была и новая, и старая. И родная, и чужая. Ее снова подкрашивали и сохраняли, как прежде перестраивали и разрушали. Но поссать было негде, как в Сингапуре. Москва равнодушно смотрела окнами зданий в синее прохладное к осени небо.

Я люблю свою, прежнюю Москву, – подумал я.

Но ведь и каждый любит свою Москву, – словно проснувшись, возразил мне мой вечный спорщик, мой загадочный двойник.

Что же их, несколько тысяч? – подзадорил я его.

Как всякая древняя столица, она умеет обернуться тысячью разных лиц, – продолжал другой Андрей, не люблю его нравоучительного тона.

Можно, правда, одолжить, – перескочил я мыслью.

У кого? – спросил другой Андрей.

У Татьяны. И купить тур, смотри, рифмуется, в Сингапур, – усмехнулся я ему.

Интересная мысль, – не то одобрительно, не то сомневаясь, заметил мой незримый собеседник.

Завтра же улечу! – объявил я.

А как же виза?

Были бы деньги!

Без нее не можешь?

И без нее, и без Сингапура!

Да ты больной, ненормальный!

Зато ты у меня нормальный.

(Наступила пауза. Каждый из нас думал о своем.)

А ты уверен, что прилетишь в тот самый Сингапур? – вдруг ядовито спросил меня другой.

А в какой же еще? – обеспокоенно ответил я, уже отшатываясь от той пропасти, которая разверзалась передо мной.

Ты уверен, что вы были в том Сингапуре, в который летают отсюда лайнеры и ходят океанские пароходы? – продолжал другой Андрей, как будто даже обрадовавшись своей догадке.

Но там было все, что бывает, даже черные морские ежи на рынке и колючие плоды, похожие на ежей, – земля продолжала уходить из-под ног.

Ты уже сам знаешь, прилетишь и не найдешь Тамары. Потому что ее там нет и не было, – произнес другой Андрей – и стушевался, пропал до поры.

«Надо искать путь в наш собственный Сингапур. Или не знаю куда. Где-то же есть это благословенное место!» – подумали мы оба, вернее, я один. Потому что уже решил вернуться.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Музей ВОСТОЧНЫХ КУЛЬТУР на Суворовском бульваре. Тут много удивительного, и бывал не раз. Директор, гречанка, моя давняя знакомая, аккуратно присылает мне пригласительные на вернисажи и – обижается, если не прихожу.

Новая афиша: СИНГАПУР, и ниже курсивом: царство нефрита – из собрания братьев Тайгр.

Был я в этом музее или не был, не помню. Но это было там и тогда. Одно запомнил: воробей бордово просвечивает – из цельного рубина. А может быть, это был совсем другой музей.

Прошел через несколько залов. Обыкновенная экспозиция: блюда, китайские акварели, стеклянные шкафы, уставленные японскими нэцками. Нет, не разговаривают со мной, как обычно. Понимают, что некогда мне сегодня стоять возле и выслушивать их истории. Тантрийские изображения, где любовные позы принимают будто бы дети, пробовали было ожить и напомнить мне о Тане, но я прошел мимо. Солнце на затертом паркете и по стенам свои, параллельные залы расчертило. И старушка-смотрительница на стуле – ровно пополам: одна половина рельефна всеми морщинами в солнце – прозрачный глазок ярок, другая половина тонет в тени, будто уже умерла.

– Где здесь Сингапур?

– В соседнем зале, – оживилась солнечная половина старушки. – У вас билетик есть? Сингапур – отдельная плата, – и посмотрела на меня ультрамариновым глазком: ага! нет! иди покупай! или не пущу!

Предъявил ей оба билета. Старушка недовольно отодвинулась в тень и погасла вся.