Собрание сочинений. Том 2. Мифы

С Палатина, где всегда жили знатные и богатые, например, актер Сорди, спускалась целая группа. Группа и граппа. Сияя выщербленными античными лицами, статуи цезарей и военачальников обходили свой Рим.

Безносый Антоний сказал однорукому Юлию:

– Кто здесь понаставил этих безобразных варваров?

Юлий Цезарь отвечал разумно:

– Вкусы меняются, друг Антоний. Может быть, плебеи теперь предпочитают богов таких – узкоглазых. Наверно, нашли их на краю света. Смотри, на ногах – целые трубы!

– Узнаю, эти бородатые варвары – германцы, – заметил толстяк – Нерон. – Все слабы глазами, как и я. Как они только копья мечут!

– Эти германцы в окулярах никого победить не смогут, клянусь Афиной Палладой! – воскликнул Красс.

– Длинноногую с белыми волосами пусть пришлют ко мне в опочивальню, – тихонько распорядился Цезарь, глядя белыми глазами на девушку и почти не шевеля каменными губами.

– К счастью, мой Цезарь, женщины совсем не изменились, – так же тихо ответил ему Антоний.

– Но рожают они уродов, – жестко сказал Помпей с отбитым ухом.

– Божественный Нерон будет петь, – закричали кругом нестройные голоса. – Все в Колизей!

Улицы Рима как-то сразу наполнились шумной белокаменной толпой. Их босые ноги в сандалиях грохотали по мостовой так, будто по Риму шли танки.

– А этих убрать, – кивнул на испуганных туристов Нерон центуриону с темным и плоским лицом ливийца. – Или нет – пусть горят. Я снова сожгу Рим.

– О, божественный! – сказал тот, пытаясь заржавленным голосом выразить восторг.

Затрубили слоновые трубы. Зарычали львы, чуя мясо первых христиан. Заметался над руинами Колизея невыносимый голос кастрата. А затем мир оглушил размеренный стук мраморных ладоней. Все светофоры погасли. Испуганным стадом столпились «фиаты», «пежо» и «ситроены» на перекрестках.

Передо мной в окнах противоположных зданий вспыхнули и зашатались отсветы пламени. Чистым золотом горели буквы – вывеска банка. Горело золото и серебряные блюда в витрине магазина. Горели длинные волосы блондинки. Горела пицца «дьяволо», вот уже несут ее, ломкие края, горелые, как у глиняной посуды. А сама пицца – огонь!

По улицам Рима топают русские, уже не пытаясь притворяться американцами. Их слова падают, как камни.

– Читал Светония? – Тиберий лежит весь облеванный, обосранный на полу самолета и выйти не может.

– Да не Светоний это, бывший центурион преторианцев Крикс. Обидел его цезарь, вот и отомстил.

– Варвар и мать его Варвара!

– Мать – это уже Нерон, проходили.

– Калигула каков, въехал в мечеть на коне.

– Да это чеченцы верхом церковь в Буденновске запалили.

– А цезарь Никита что отмочил! Римский народ без хлеба оставил. Велел выдавать по термам кукурузу.

– Как кричал римский народ! Хлеба и зрелищ требовал.

– С наших цезарей все как с гуся вода.

– Гусей не трожь, они Рим спасли.

– А зрелищами-то нас ни один цезарь не обидел.

– Помнишь, при императоре?

– Что при императоре?

– Все при императоре. Сегодня в амфитеатре сидишь, пьешь неразбавленное и пальцем вниз указываешь, а завтра пожалуйте на растерзание львам.

– Пестрая римская история.

– Суровая и не такая уж давняя.

– История, как баранка, загибается. Ждите, скоро опять повторится.

…третий Рим, четвертый Рим, пятый Рим, шестой Рим, седьмой Рим, восьмой Рим, девятый Рим, десятый Рим и так далее Рим… пальцев не хватает, да и народ поотбивал. Варвары.

ФЕЛЛИНИ И РОЖДЕСТВО

Над морем, над полосой отелей сильно и ровно шумел рождественский дождь. И цветные лампочки на деревьях и в окнах слезились – леденцовый праздник. В темноте дождь загнал меня в ближайшую церковь.

Если приглядеться, крупные белые каллы были искусственные. А прислушаться… Ни священника, ни нарядных детей, прислуживающих ему. Месса шла, записанная по радио, впереди на скамье женщины в темном негромко повторяли: «Аве Мария!»

На алтаре над фигурой Девы с младенцем – три звезды, как у нашего отеля над входом. Радиомолитва и электрорай с универсальным обслуживанием в три звездочки. Но такая искренность и вера, что вся ирония от полных грудей и тихонько шепчущих губ, как от мрамора, отскакивает. И понятно, о чем молятся – о своих непутевых сыновьях, ведь любят их, как Мария Сына Божьего.

Всю ночь снаружи шумел дождь – слышнее, чем море…

Зато сегодня – короткое солнце. Пустой курорт, за которым прячется городок. Деды Морозы – ряженые у дверей магазинов, красные шапки, бороды и рукавицы притворяются, что – зима. Золоченые безделушки и ватный снег в витринах. Будто она была здесь когда-то в Италии, но теперь осталось от зимы одно воспоминание.

Человек вдоль моря бежит по мокрому песку, освещенный искоса поздним солнцем… На берегу валяются пучки зеленых и красных водорослей – точь-в-точь женские парики— и обглоданные волнами палки…

Разорванная музыка… Взорванная музыка… Сложнейшие ряды молоточков и клавиш, взломали нутро органа – содрали кожу с живого музыкального организма. Двойной треугольник из бронзы – над гробами Федерико Феллини и Джульетты Мазины острием вниз – единым углом вбит в кладбищенскую землю.