Собрание сочинений. Том 2

Я на сырой земле лежу
в обнимочку с лопатою.
Во рту травинку я держу,
травинку кисловатую.
Такой проклятый грунт копать —
лопата поломается,
и очень хочется мне спать,
а спать не полагается.
«Что,
        не стоится на ногах?
Взгляните на голубчика!» —
хохочет девка в сапогах
и в маечке голубенькой.
Заводит песню, на беду,
певучую-певучую:
«Когда я милого найду,
уж я его помучаю».
Лопатой сизою сверкнет,
сережками побрякает
и вдруг такое завернет,
что даже парни крякают.
Смеются все:
                     «Ну и змея!
Ну, Анька,
                и сморозила!»
И знаю разве только я
да звезды и смородина,
как, в лес ночной со мной входя,
в смородинники пряные,
траву
        руками
                    разводя,
идет она, что пьяная.
Как, неумела и слаба,
роняя руки смуглые,
мне говорит она слова
красивые и смутные.

19 декабря 1956

Славчонка

Я зарабатываю славу.
Я зарабатываю горе,
и нынче с этим нету сладу,
и уж совсем не будет вскоре.

В жене я ревность замечаю.
Мои товарищи не в духе,
и о себе самом случайно
я узнаю дурные слухи.

Мне сообщают, что пижон я.
Держать приходится мне марку.
Костюмы мерю напряженно,
чтобы не дать случайно маху.

Да, слава штука роковая,
зачем за ней я, дурень, гнался?
Всем незнакомым я киваю,
чтоб не сказали – он зазнался.

Не слава даже, а славчонка,
совсем ненужная и злая,
трусит за мной, как собачонка,
хвостом бессмысленно виляя…

Декабрь 1956

«Какое наступает отрезвленье…»

Какое наступает отрезвленье,
как наша совесть к нам потом строга,
когда в застольном чьем-то откровенье
не замечаем вкрадчивость врага.

Но страшно ничему не научиться
и в бдительности ревностной опять
незрелости мятущейся, но чистой
нечистые стремленья приписать.

Усердье в подозреньях не заслуга.
Слепой судья народу не слуга.
Страшнее, чем принять врага за друга,
принять поспешно друга за врага.

Декабрь 1956

«Я у рудничной чайной…»