Но ночью в спальне муки возобновились. При мысли, что он может потерять Клотильду, Паскаль зарылся лицом в подушку, чтобы заглушить стоны. Видения обозначились яснее; он представлял ее в объятиях другого, дарящую другому свое девственное тело, и его терзала безумная ревность. Нет, никогда у него недостанет мужества согласиться на подобную жертву. Тысячи разных планов теснились в его бедном, измученном мозгу: расстроить ее замужество, удержать ее подле себя, не давая заподозрить свою страсть, уехать с ней путешествовать по разным городам, с головой погрузиться в совместную работу, чтобы только сохранить их дружбу учителя и ученицы; или даже, если на то пошло, отослать ее к брату, чтобы она стала сиделкой Максима, — лишиться ее навсегда, лишь бы только никому не отдать. Он готов уже был решиться на это, но каждый раз его сердце разрывалось на части, истекало кровью, — так властно говорило в нем желание обладать ею безраздельно. Паскалю теперь было мало одного ее присутствия, он хотел, чтобы она принадлежала ему, ему одному, жила для него, была такая, какой возникала перед ним во мраке спальни, во всей своей лучезарной девственной наготе, прикрытая только волнами рассыпавшихся волос. Его руки обняли пустоту, он вскочил с постели, шатаясь, как человек, выпивший лишнее; и очнулся от своего внезапного безумия, только когда заметил, что стоит босиком на полу в безмолвной, темной гостиной. Великий боже, куда же он направляется? Стучать в дверь к этой уснувшей девочке? Может статься, высадить дверь плечом? Ему почудилось, что в полной тишине до него доносится чистое дыхание, оно ударило ему прямо в лицо, отрезвило его, словно то было священное дуновение. И он вернулся к себе, рухнул на постель в приступе стыда и безысходного отчаяния.
Паскаль встал утром разбитый бессонницей, но полный решимости. Приняв, как обычно, душ, он почувствовал себя бодрее и крепче. Он решил принудить Клотильду выполнить обещание, данное ею Рамону. Паскалю казалось, что, когда она официально примет предложение молодого человека, этот непоправимый шаг положит предел его собственным безумным надеждам и принесет ему облегчение. Это будет между ними лишней преградой, которую переступить нельзя. Тогда он окажется вооруженным против своей страсти, и если ему еще предстоит страдать — это будет только страдание, без примеси страха стать бесчестным человеком и ворваться к ней ночью, чтобы не уступить ее другому.
Утром, когда он заявил Клотильде, что больше медлить невозможно и она обязана дать окончательный ответ достойному молодому человеку, который ждет ее так давно, девушка сначала, по-видимому, удивилась. Она посмотрела на него в упор; но у него хватило мужества не дрогнуть, и он продолжал настаивать на своем, правда, вид у него был несколько огорченный, словно ему было неприятно говорить с ней на эту тему. Слабо улыбнувшись, Клотильда отвернулась.
Стало быть, учитель, ты хочешь, чтобы я тебя покинула?
Он уклонился от прямого ответа.
— Но, дорогая, уверяю тебя, что это, наконец, становится смешным. Рамон вправе рассердиться.
Она стала складывать бумаги на конторке. Затем, помолчав, добавила:
— Странно, право. И ты тоже на стороне бабушки и Мартины. Они торопят меня, чтобы я поскорее решалась… Я думала, что в моем распоряжении еще несколько дней. Но в самом деле, если вы все трое толкаете меня…
Она не закончила, и Паскаль не принуждал ее высказаться яснее.
— Ну, что же сказать Рамону? Когда ему зайти? — спросил он только.
— Он может прийти, когда захочет, я никогда не возражала против его посещений. Впрочем, не беспокойся, я сама напишу ему, что мы его ждем в один из ближайших вечеров.
Спустя два дня все началось сызнова. Клотильда так ничего и не предприняла, и на этот раз Паскаль вышел из себя. Он слишком страдал; когда ее не было рядом с ним и она не успокаивала его своей лучезарной юностью, он не мог преодолеть подавленности. Теперь он в резких выражениях потребовал, чтобы она вела себя, как подобает серьезной девушке, и не играла больше сердцем любящего, достойного человека.
— Черт побери! Раз уж это все равно должно свершиться, надо с этим кончать! Предупреждаю тебя, что я сам пошлю записку Рамону, приглашу его на завтра в три часа.
Она выслушала его молча, потупив глаза. Казалось, и он и она избегают касаться вопроса о том, решено ли на самом деле ее замужество, но действуют так, словно оно бесповоротно решено. Когда Клотильда подняла голову, Паскаль вздрогнул, ему почудилось, будто в воздухе повеяло чем-то, показалось, будто она вот-вот скажет: я подумала и отказываюсь от этого брака. Что станется с ним, что ему делать, господи боже! На него налетел вихрь безмерной радости и безумного страха. Но она смотрела на него, улыбаясь сдержанной и растроганной улыбкой, которая в последнее время не сходила с ее губ, и ответила покорно:
— Как хочешь, учитель. Напиши ему, чтобы он был здесь завтра в три часа.