Собрание сочинений. Т. 16. Доктор Паскаль

Тогда Фелисите повторила все доводы, какие он сам приводил Клотильде: громкий скандал, грозящий Клотильде позором, надвигающаяся нищета, столь тягостная для них обоих, невозможность продолжать эту жизнь; ведь, старея, Паскаль утратит остатки здоровья, а она, такая молодая, кончит тем, что бесповоротно испортит себе будущее. На что им надеяться теперь, когда пришла бедность? Было нелепо и жестоко дольше упрямиться.

Клотильда стояла прямая, молчаливая, замкнувшись в себе, и явно не желала вступать в спор. Но так как бабушка упорно не оставляла ее в покое, она наконец сказала:

— Повторяю еще раз, у меня нет никакого долга перед братом, мой долг быть здесь. Брат может располагать своим состоянием, как ему вздумается, — мне оно не нужно. Когда мы совсем обеднеем, учитель рассчитает Мартину и я буду его служанкой.

Она подтвердила свои слова решительным жестом. О да, посвятить себя своему властелину, отдать ему жизнь, скитаться с нищенской сумой по дорогам, ведя его за руку! А потом, по возвращении, как было в тот вечер, когда они ходили из дома в дом, — щедро дарить ему свою юность и согревать его в своих чистых объятьях!

Старая г-жа Ругон презрительно вздернула подбородок.

— Стать его служанкой? Лучше ты стала бы с самого начала его женой… Почему вы не поженитесь? Это было бы куда проще и приличнее.

Фелисите напомнила, что она уже приходила к ним и требовала во избежание скандала узаконить их союз; Клотильда тогда еще удивилась и возразила, сказав, что они с доктором не думали о браке, если же это потребуется, они готовы пожениться, только позднее, — ведь это не к спеху!

— Мы поженимся! Я согласна! — воскликнула Клотильда. — Ты, бабушка, права! — И, обращаясь к Паскалю, добавила: — Ты мне сто раз повторял, что сделаешь, как я захочу… Так вот, слышишь, женись на мне. Я буду твоей женой и останусь здесь. Жена ведь не должна покидать мужа!

Он ответил только жестом, словно боялся выдать себя и с криком благодарности согласиться на вечный союз, который она предлагала. Его жест мог выражать колебание, отказ. К чему этот брак in extremis [1]когда все рушится.

— Без сомнения, тобой владеют прекрасные чувства — продолжала Фелисите. — Ты все уладила в своей маленькой головке! Но бракосочетание не даст вам дохода; а пока что Паскаль тратит на тебя немало денег, ты для него самое тяжкое бремя.

Эти слова оказали необычайное действие на Клотильду, она взволнованно бросилась к Паскалю, лицо ее пылало, глаза были полны слез.

— Учитель, учитель, неужели бабушка сказала правду, и тебе жаль денег, которые ты тратишь на меня?

Он еще больше побледнел, но сидел все такой же неподвижный, удрученный. Словно говоря сам с собой, он глухо пробормотал:

— У меня столько работы! Я хотел бы снова заняться своими папками, рукописями, заметками и закончить дело моей жизни!.. Если бы я остался один, может быть, мне удалось бы все устроить. Я продал бы Сулейяду, — о, только ради куска хлеба, — ведь она не дорого стоит. Я перебрался бы вместе со всеми моими бумагами в маленькую комнатку и работал бы с утра до ночи, стараясь не чувствовать себя слишком несчастным.

Он избегал смотреть на нее, а взволнованная Клотильда не могла удовлетвориться этим скорбным бормотаньем. Ее страх все усиливался, так как она чувствовала, что сейчас будет сказано непоправимое.

— Посмотри на меня, учитель, посмотри мне в глаза… Заклинаю тебя, будь мужествен, сделай выбор между работой и мной, ведь ты сказал, будто отсылаешь меня, чтобы лучше работать!

Наступила минута, когда надо было произнести героическую ложь. Паскаль поднял голову, смело взглянул Клотильде в глаза и с улыбкой умирающего, который призывает смерть, произнес своим прежним голосом, в котором звучала неземная доброта:

— Не надо так волноваться! Разве ты не можешь попросту выполнить свой долг, как это делают другие люди?.. У меня много работы, мне надо побыть одному, а ты, дорогая, должна переселиться к брату. Уезжай же, все кончено!

Воцарилось зловещее молчание. Она по-прежнему пристально смотрела на него в надежде, что он уступит. Сказал ли он правду, не жертвовал ли собой ради ее счастья?! Вдруг она смутно почувствовала, что он лжет, словно ее предупредили об этом какие-то исходившие от него волны.

— Ты отсылаешь меня навсегда? И не разрешишь мне вскоре вернуться?

Он собрал все свое мужество и вместо ответа опять улыбнулся, как бы говоря — уезжают не для того, чтобы возвращаться назавтра; тогда все снова запуталось, — и несмотря на неясное подозрение, Клотильда поверила, что он искренне предпочел работу, как человек науки, для которого его творение дороже любимой женщины. Побледнев еще больше, она подождала немного среди наступившей гнетущей тишины, затем произнесла медленно, кротко и с полной покорностью:

— Хорошо, учитель, я уеду, когда ты захочешь, и вернусь только в том случае, если ты меня позовешь.