Собрание сочинений

Первой отличительной особенностью поэзии «41°» Терентьев называет «упражнение голоса», то есть установку на произнесение вслух. Сам Терентьев, по свидетельствам современников, был хорошим чтецом, «облачавшим театральной декламацией» свои выступления[63]. Незаурядными чтецами были и его коллеги по группе «41°» А. Крученых[64] и И. Зданевич[65].

Очень важную роль Терентьев придает закону случайности, проявлениями которого считает опечатки, ошибки, описки, оговорки, замену контрастирующего эпитета, характерного для ранней стадии кубофутуризма, эпитетом «ни с чем не сообразным»[66]. Закон случайности он связывает с заумью, поскольку при заумном письме, понимаемом Терентьевым как автоматическое, «образы и слова выскакивают неожиданно даже для самого автора»[67]. На принципе автоматического письма основан совет «писать неделю подряд и не перечитывать…. когда захочешь иметь лучшую свою книгу»[68]. Терентьев отождествляет мастерство с «умением ошибаться»[69], указывая, однако, что «не так легко обмануть самого себя и ускорить случай ошибки, так как только механические (а не идеологические) способы во власти художника»[70].

О важности случайного в поэзии, возможно, первым из футуристов написал Н. Бурлюк, еще в 1914 году сетовавший, что оговорка, этот кентавр поэзии, находится в загоне[71]. В статье О безумии в искусстве[72] и в первом варианте Декларации заумного языка Крученых относил к одному из типов зауми «наобумное (алогичное, случайное, творческий порыв, механическое соединение слов: оговорки, опечатки, ляпсусы…»[73]. О важности опечаток писал в 1920 году и В. Хлебников: «Вы помните, какую иногда свободу от данного мира дает опечатка. Такая опечатка, рожденная несознанной волей наборщика, вдруг дает смысл целой вещи и есть один из видов свободного творчества и поэтому может быть приветствуема, как желанная помощь художнику»[74]. Любопытно, что Терентьев приводит в книге 17 ерундовых орудий пример опечатки, как бы являющейся прямой иллюстрацией к высказыванию Хлебникова: «Так у меня однажды из дурацкого слова „обруч“ вышел по ошибке наборщика Обуч, то есть обратное неучу и похожее на балда или обух очень хорошо»[75].

Закон случайности, так же как и закон поэтического языка, связан с областью подсознательного и теориями Фрейда, придававшего большое значение ошибкам, опискам и оговоркам. В Трактате о сплошном неприличии Терентьев прямо называет Фрейда в одном ряду с футуристами. В то же время рекомендуемый Терентьевым прием механического письма близок к бретоновскому определению автоматизма в первом манифесте сюрреалистов: «Напишите быстро, без заранее намеченной темы, достаточно быстро, чтобы не сохранить в памяти и не пытаться перечитать»[76].

Алогизмы, неизбежно возникающие при наобумном письме, Терентьев, так же как и Крученых, относил к области сдвига[77], который называл «сокрушительным ударом в зубы»[78]. Сдвиги такого рода Терентьев рассматривает в книге Крученых-грандиозарь, выделяя заслугу Крученых в создании алогизма и бессмыслицы: «Никто до него не печатал такого грандиозного вздора»[79].

Терентьева занимали и фонетические сдвиги, с которыми он связывал эмоциональное значение звуков. В книге Рекорд нежности он указывает, что «буквы ч, ш, щ, ц, с, ф, х, з – передают плотские чувства: чесать, нежить, щупать, щекотать»[80], перекликаясь с Крученых, который называл русскую азбуку «эротичной, даже анальной». А в разговоре с Крученых о Малахолии в капоте называет русскую азбуку эротичной, даже анальной[81]. Вопрос о значении звуков, интересовавший Терентьева и Крученых, отчасти восходит к работам русских формалистов и предшествовавших литературных течений[82], отчасти к теориям Фрейда о либидо, сновидениях и инстинкте[83]. Крученых, а вслед за ним и Терентьева, назвавшего себя «углубителем эротики русского языка (анальной)»[84] в особенности занимали «какальные» сдвиги. Прямую связь с подсознательным имеет и выдвинутое Терентьевым учение о перпендикуляре[85], подробно разбираемое Крученых в статье Аполлон в перепалке[86]. Связь этой теории с эротической сферой и фрейдизмом обыгрывалась самим Терентьевым: «Апухтин над рифмой плакал, а я когда мне скучно, любую сажаю на кол»[87]. Эта связь отмечалась и тифлисской критикой; «Футуризм – эротический соллипсизм. В пристрастии Крученых к анальной эротике („как истина“ „какистина“, „как“) и Терентьева к перпендикуляру, многие видят многое. Но это по части Фрейда, и эту тему уступаю доктору Харазову»[88].