Собрание сочинений

Сначала «инсценировка», потом «живая газета», потом «пьеса» и теперь – «литомонтаж». По этим четырем лозунгам направлялась работа в самодеятельных драмкружках. Инсценировка – самый простой способ театрального оформления политической мысли. Это было трудно, как первый шаг, и проводилось это… с борьбой! Следующий шаг в развитии инсценировки – была «живая газета», которая явилась соединением нескольких инсценировок в один спектакль, злободневный по содержанию и понятный по форме. «Занятность» театральной выдумки и ловкость исполнителей – задача более легкая, чем увязка основных положений марксизма с театром вообще, а потому вполне понятно, что злободневная живая газета пошла к сближению с кабаре. В форме живой газеты клубная самодеятельная работа как бы вырвалась на свободу и стала «печь» свои №№ «как блины». Положительным было приближение масс, с помощью живой газеты, к политическому сегодня, отрицательным – удаление от трудных путей творчества к легкой кабаретной занятости: не удивительно, что живая газета никаких новых форм не дала. А в ней самой новым было только то, что шло от «старой» инсценировки.

К концу прошлого года, в результате очень широкого развития живых газет, накопилось недовольство ею и желание исправить работу самодеятельного театра с помощью – «Клубной пьесы»², которая объединила бы многолетний опыт самодеятельного театра, поставив этот театр на высоту профессионального. Рабочим надоело бесконечное повторение одних и тех же инсценировочных приемов, а живая газета тоже – «не театр»! Рабочая масса явно предпочитала пьесы профессионального театра, отходя от самодеятельного: и вот, вследствие этого и одновременно с мыслью о «клубной пьесе», возник лозунг: «смычка с рабочим зрителем»³.

Самодеятельный театр заявил о наступлении своей полной театральной зрелости. Блестящий опыт театра имени Мейерхольда⁴ сулил надежды… Надежды не сбылись, верней сказать – никак не сбываются… Фактическая история вопроса о «театральной зрелости» еще не закончена… Но уже на том самом месте, где продолжаются попытки прошлого года (создать пьесу, создать настоящий театр) – опять появляется неистребимая инсценировка, окрепшая где-то в подполье и принявшая новую форму – лито-монтажа⁵! Это не живая газета и не пьеса; больше всего это похоже на первобытнейшую инсценировку и меньше всего на «настоящий театр».

Попробуем разобраться в том, что произошло. Очевидны – две линии театрального производства: творческая и эксплуатационная (недавняя статья тов. Авлова⁶ – Даешь спектакль – отмечает существование эксплуатационного подхода даже в клубах). Первая линия – очень часто, слишком часто становится обременительной (в финансовом… и других отношениях). Становясь «обременительной», она вырождается во вторую линию, т. е. – эксплуатационную. А эта… как «пьянка» – оставляет после себя… только воспоминания! Восторженно отмечаемое в нашей прессе – «оживление советской драматургии» – принадлежит к числу таких «воспоминаний».

О чем? В Ленинграде, например, форму «оживленной драматургии» приняли «воспоминания» – о Красном Театре⁷. Это неправда, что у нас есть «революционный репертуар» Это было бы верно только для уличной публики… А для рабочих? Яд⁸? Мандат⁹? Мятеж¹⁰? Заговор¹¹??? Яд! – чем развратный «сын наркома» отличается от обыкновенного «губернаторского сына»? где в этой пьесе «современность», «революционность» и проч. Мандат! – очень талантливый фельетон, и ставить его как пьесу нельзя. Мятеж! – повторение народнических пустяков Семивзводного¹². То, что было в Красном Театре излишней роскошью, – преподносится Б. Драматическим¹³, как хлеб насущный.

Кто виноват? Авторы? Нет! Авторы пишут хорошо, очень хорошо! Виновата – сама пьеса! Пьеса как таковая… Теоретически этот вопрос – не для заметки: слишком сложно! А на практике никакая пьеса не может освободиться от того, чтобы инсценировочную «маску» не превращать – в символ, научную мысль – в догмат, бытовой штрих в метафизическую сущность явления. Такова всякая пьеса по существу: она удовлетворяет мещанской потребности видеть «во всей жизни» – универсальную связь во что бы то ни стало!.. Любовь, производство, запад, восток, музыка, философия, преступление и паровоз! – должны быть связаны между собой неразрывным канатом… обывательских ассоциаций!., удовлетворяя именно этой потребности, пьеса представляет собой и должна представлять – сгусток формализма. А иначе – это не пьеса!