Собрание сочинений

                       Уже златую дверь Аврора отворила,
             И ризой небеса червленной озарила.
             Усердной ревностью къ Россiи пробужденъ,
             Явился Царь Алей въ тни Казанскихъ стнъ;
   5          Парящiй такъ орелъ по воздуху высоко,
             На птицъ трепещущихъ кидаетъ быстро око,
             И видя ихъ мятежъ, висящъ межъ облакъ, ждетъ,
             Куда удобне направить свой полетъ.
             Ордынскимъ жителямъ въ напасть и въ оскорбленье
   10          Приходитъ Царь познать Казани укрпленье;
             Сопровождается во подвиг своемъ
             Стрлами легкими и острымъ копiемъ.
             Когда Алей воздлъ глаза на градску гору,
             Святый законъ предсталъ его смущенну взору;
   15          Зеленый на глав его внецъ лежалъ,
             Обвитый пальмами онъ крестъ рукой держалъ;
             Зар подобная на немъ была одежда,
             Въ очахъ его любовь, и вра и надежда;
             Какъ дв звзды, глаза къ Алею обращалъ,
   20          Онъ лирнымъ голосомъ сiи слова вщалъ:
             Бги Алей! за чмъ въ страну пришелъ неврну?
             Здсь водный токъ огню, цвты подобны терну;
             Здсь кроютъ молнiи и ужасъ небеса,
             И заразительны прiятные лса.
   25                    Какъ утренни пары, сокрылося виднье;
             Алей вострепеталъ, и впалъ во размышленье.
             Онъ мыслилъ самъ въ себ: какiя можетъ мн
             Напасти приключить токъ водный въ сей стран?
             Пристойноль рыцарю такое искушенье?
   30          Подъхалъ къ рощ онъ въ надежд и въ сумннь.
             Уже дремучiй лсъ казался освщенъ,
             Который тернiемъ былъ прежде зарощенъ;
             Живущи духи въ немъ и мраки изчезали,
             Зефирамъ древеса дороги отверзали;
   35          И солнце озлативъ лучемъ вершины ихъ,
             Казалося взирать съ веселiемъ на нихъ.
             Мшался блескъ его съ зелеными листами,
             Какъ онъ мшается со влажными струями;
             Сiянiе лучей, встрчаясь съ темнотой,
   40          Явилось лунною одеждою златой.
             Прiемлетъ Райскiе сiя дубрава виды,
             И свой преноситъ тронъ въ зеленость сынъ Киприды.
             Животворенiе, летая въ слдъ за нимъ,
             Древамъ приноситъ цвтъ, приноситъ роскошь имъ;
   45          Явилися везд забавы и отрады:
             Подъ тнью пляшущи представились Дрiяды;
             На втвяхъ соловьи Авроринъ всходъ поютъ,
             Ключи прозрачные въ пригоркахъ злачныхъ бьютъ,
             И въ млкiе они источники длятся;
   50          Наяды ихъ струи свивая веселятся;
             И втры нжные, играя во цвтахъ,
             Благоуханiе разносятъ на крылахъ.
             Лужайки процвли, и воздухъ оживился;
             Проснулось эхо тамъ, Нарцисъ у водъ явился;
   55          Такiя видимы всемстно красоты,
             Какихъ не можешь кисть очамъ представить ты!
             Щастливе тхъ мстъ, чмъ славилася Енна,
             Гд дщерь Церерина Плутономъ похищенна,
             Иль можно ихъ равнять съ прекрасною страной,
   60          Гд древнiй царствовалъ садами Алкиной.
             Тамъ разныхъ прелестей совокупились роды,
             Которы красота являетъ намъ природы.
             Какъ чистое стекло влечется водный токъ,
             На дн имющiй жемчугъ, златый песокъ;
   65          И будто въ зеркал вода изображаетъ
             Все то, что берега цвтущи окружаетъ.
             Зелены древеса сомкнувшись въ кругъ стоятъ,
             Вершины преклонивъ въ источники глядятъ;
             Тамъ псни далеко въ пещерахъ раздаются,
   70          Пригорки движутся, кустарники смются;
             Источники въ трав вiяся говорятъ;
             Другъ на друга цвты съ умильностiю зрятъ;
             Зефиры рзвые листочки ихъ цлуютъ,
             Струи въ ключахъ крутятъ, въ зелены втви дуютъ.
   75                    Уже представился не тотъ печальный лсъ,
             Гд не былъ видимъ свтъ ни солнца, ни небесъ;
             Кореньями древа въ то время не свивались,
             Другъ къ другу преклонясь, вершины отревались;
             Теперь любвныя въ нихъ чувства востаютъ,
   80          Другъ другу втвiя, какъ руки подаютъ;
             И составляются изъ нихъ густые своды,
             Подъ коими сквозь лсъ перебирались ходы;
             И словомъ, зрится тамъ прекрасный вертоградъ,
             Какимъ изображенъ намъ Гесперидскiй садъ.

   85                    Въ недоумнiе сей видъ Царя приводитъ,
             Со удивленiемъ на рощу взоръ возводитъ;
             Бги отсель! бги! разсудокъ вопiетъ,
             Стремленье тайное къ древамъ его влечетъ;
             И чувству нжному разсудокъ покорился.
   90          Подъхалъ къ нимъ Алей, между древами скрылся;
             Отъ тропки ко другой, какъ втромъ листъ влекомъ,
             Прелестныя мста обходитъ онъ кругомъ.
             Но хитрость, въ рощу ту Эротомъ привлеченна,
             Обманамъ, нжностямъ, притворствамъ изученна,
   95          Ручей составила, чертя рукой песокъ;
             Ручей тотъ сладостенъ, но дйствiемъ жестокъ;
             Сребристая вода прохожихъ приглашаетъ;
             Теряетъ волю тотъ, кто каплю водъ вкушаетъ.
             Соблазнами влекомъ нещастный Царь Алей,
   100          Какъ будто сквозь туманъ къ вод приходитъ сей.
             Сопровождающа Алея осторожность,
             Скрываетъ во струяхъ вредъ, пагубу, ничтожность;
             Влечетъ его къ вод коварная любовь;
             Онъ каплю взялъ въ уста, и въ немъ зажглася кровь.
   105                    Которыя Царя къ потоку привлекали,
             Наяды, вынырнувъ руками восплескали;
             Свой рокъ предвозвстивъ, нещастный возстеналъ,
             Алей, Алей вздохнулъ, но самъ о чемъ, не зналъ;
             Тогда любови Царь въ селенiяхъ воздушныхъ
   110          Прекрасныхъ Генiевъ созвалъ ему послушныхъ.
             Они, съ написаннымъ притворствомъ на челахъ,
             Слетаются къ нему на радужныхъ крылахъ;
             Желанья водятъ ихъ, утхи упреждаютъ,
             Умильности влекутъ, тревоги провождаютъ;
   115          Зажженный пламенникъ держащiй Царь въ рукахъ,
             Вщалъ имъ движимымъ на тонкихъ облакахъ:
             О вы, властители вселенныя! летите,
             Сумбекину любовь въ отраву обратите;
             Тревожьте духъ ея, коварство сйте въ ней,
   120          Да мучится она, да мучится Алей!

                       Коварны Генiи крылами встрепетали,
             И стрлы въ руки взявъ, изъ облакъ вылетали,
             Зажгли на воздух любовные огни;
             Алея встртили между древесъ они;
   125          Кипридинъ сынъ предъ нимъ со пламенникомъ ходитъ,
             Невидимъ будучи, въ долину ту приводитъ,
             Гд нжны Грацiи, любви поставивъ тронъ,
             Сумбеку плачущу склонили въ сладкiй сонъ,
             Какое нжное любовнику явленье!
   130          Забылъ онъ зримое въ лсахъ увеселенье,
             Забылъ онъ самъ себя, и чувствуетъ и зритъ
             Едино только то, что взору предлежитъ.
             Гд нжныя сплелись багряновидны лозы,
             Подъ тнью зритъ кустовъ разсыпанныя розы;
   135          Съ лилеями въ трав смшалися они,
             Весенняго красу изображая дни….
             Увы! не день то былъ, не розы, но Сумбека,
             Прельстить твердйшаго могуща человка;
             Зефиръ лицу ея прiятства придавалъ,
   140          Онъ тихими надъ ней крылами поввалъ;
             И прелести отъ глазъ ея не отступали;
             Глаза сомкнувшися, огонь въ сердца метали.
             Увы! когда совсмъ откроются они,
             Коль сильно могутъ жечь ея очей огни!
   145                    Алей на сонную умильный взоръ возводитъ;
             Остановляется, трепещетъ, къ ней подходитъ,
             Что значитъ? мыслилъ онъ, что значитъ, что она
             Въ безмолвномъ семъ лсу покоится одна?
             Увы! она меня вторично въ узы ловитъ.
   150          Обманы новые Сумбека мн готовитъ….
             Такъ мыслилъ Царь, еще разсудкомъ озаренъ,
             Онъ хощетъ, какъ Улиссъ, избгнуть отъ Сиренъ.
             Виднье на гор и лесть ея напомнилъ,
             Намренье свое почти уже исполнилъ;
   155          Глаза отъ прелестей Сумбеки отвратилъ.
             Увидя то Эротъ, за грудь его схватилъ,
             И въ сердце прелетвъ, воскрикнулъ велегласно:
             Жестокiй! страшно ли теб лице прекрасно?
             Оно орошено потокомъ слезъ теперь….
   160          Разсудокъ вопiялъ: не врь сему! не врь!
             Вгляни на прелести, любовь ему вщала,
             И взоры къ прелестямъ неволей обращала.
             Тогда Кипридинъ сынъ въ кругахъ воздушныхъ скрытъ,
             Своимъ дхновенiемъ ее животворитъ:
   165          Сумбека взоръ стыдомъ исполненный подъемлетъ,
             И сердце у Царя почти уже отъемлетъ,
             Взоръ въ грудь ему проникъ, какъ солнце сквозь хрусталь,
             Онъ съ прелестью вмщалъ притворство и печаль;
             Печаль смягчающу сложенiя суровы,
   170          Дающу новыя любовникамъ оковы,

                       На прелести ея взводящiй томный взглядъ,
             Алей горлъ огнемъ и пилъ любовный ядъ.
             Куда сокроюсь я? Сумбека говорила;
             Закрыла очеса, но хитрость ихъ открыла;
   175          Алея покорить, Алея удержать,
             Вздохнула, двигнулась и хочетъ убжать.
             Казалось, Грацiи токъ слезный проливали;
             Наяды плакали, Амуры унывали;
             Свернулись вдругъ цвтки, стенали древеса;
   180          И капли слезныя излили небеса,
             Кропили оными и розу и лилею.
             Алей не камень былъ; какъ тверду быть Алею!
             Сумбекинъ взоръ Царя въ невол удержалъ;
             Герой изчезъ! и рабъ у ногъ ея лежалъ.
   185          Дрожащимъ гласомъ рекъ: пойдемъ въ Свiяжскъ отсюду;
             Здсь я врагомъ кажусь, твой плнникъ тамо буду!
             Приданымъ дать должна Казань свою мн кровь;
             Россiя увнчать мою съ тобой любовь!….
             Сiя пристрастна рчь Сумбек изъявила,
   190          Что сердце въ немъ любовь стрлами уязвила.
             Сумбека вобразивъ, что ей супругъ веллъ,
             Своихъ прiятностей не пожалла стрлъ.
             Прельщай! еще прельщай! притворство вопiяло,
             Которо близь ея невидимо стояло;
   195          Оно, Сумбекины умноживъ красоты,
             Казало розовы въ ея устахъ цвты;
             Улыбка нжная, пронзающiе взгляды,
             Во грудь Алееву вливали медъ и яды,
             Сумбеку подкрпить, съ стрлой Эротъ летитъ,
   200          И ею дйствуетъ, въ очахъ ея сокрытъ;
             И внемлетъ Царь отъ ней сiи слова жестоки:
             Неврный! видлъ ли мои ты слезны токи?
             Они въ долин сей лилися по теб;
             Что длать мн теперь при злой моей судьб?
   205          Ахъ! слезы мн теперь послдняя отрада!
             Жестокiй! для тебя я выслана изъ града;
             Съ младенцемъ я моимъ гониму зрю себя,
             Отъ подданныхъ моихъ гониму за тебя;
             Они любовь мою и врность Сафгирею,
   210          Почли къ теб, Алей, суровостью моею;
             Велятъ нещастной мн, твой знатный родъ любя,
             Или оставить тронъ, или смягчить тебя.
             О коль послднее велнье мн прiятно!
             Сама итти въ Свiяжскъ хотла я стократно;
   215          Хотла предъ тобой потоки слезъ пролить,
             На твой престолъ тебя хотла умолить.
             Но я напасть мою какъ будто предузнала,
             Предстать очамъ твоимъ я прежде не дерзала,
             Докол не могла сомннiевъ пресчь;
   220          Для нихъ была должна супружнинъ гробъ сожечь;
             Боролась съ жалостью, боролася со страхомъ,
             Дабы не уличалъ меня и симъ ты прахомъ.
             Взгляни на гробы ты, на пепелъ ихъ взгляни!
             Усердiе мое къ теб явятъ они.
   225          Но пользуетъ ли мн такое увренье?
             Во град вижу я, вн града подозрнье!
             Увы! суровыя смягчились небеса,
             И камни тронулись, и дикiе лса;
             Все, все въ дубрав сей, ахъ! все преобразилось!
   230          Лишь сердце для меня твое не умягчилось!
             Жесточе ты древесъ, жесточе твердыхъ горъ?
             Сумбека длитъ еще коварный разговоръ:

                       Увы, любезный Князь! войдемъ во градски стны,
             Не бойся хитрости, не бойся ты измны.
   235          Тебя корона тамъ, любовь и скипетръ ждутъ;
             Взаимный миръ съ Москвой въ теб Казанцы чтутъ;
             За врность я теб Ордынцовъ отвчаю….
             Но ты задумался, я рчь мою скончаю.
             Моей преданности стыдиться я должна!…
   240          Взрыдала, и пошла, стенаючи она.
             Потоки слезъ проливъ казалась удаленна,
             Какъ роза нжная росою окропленна;
             Прiятны Грацiи тснились вкругъ нея,
             И прелести припавъ цлуютъ слдъ ея;
   245          Прiятности кругомъ лица ея летали,
             Они лобзаньями слезъ токи изщитали.
             Какой бы человкъ, какой бы строгiй богъ,
             Ея заразами разтрогаться не могъ?
             Сумбека кинула взоръ нжный ко Алею,
   250          Пошла…. и Царь Алей стремится въ слдъ за нею!

                       Алциною Астолфъ обманутъ тако былъ,
             Алей уже едва Россiю не забылъ;
             Коль вра, мысль его отъ страсти отзывала,
             Любовь и слабостямъ похвальный видъ давала,
   255          Онъ чаялъ, покоривъ съ Сумбекою Казань,
             Прислать изъ ней въ Москву съ присягой вскор дань,
             Мятежныя сердца Ордынцовъ успокоить,
             Ихъ наглость обуздать, всеобщiй миръ устроить.
             Сей чаемый предлогъ его къ Сумбек влекъ,
   260          Обманы царствуютъ! въ ихъ вол человкъ!
             Любовь, которая тогда надъ нимъ летала,
             Сумбекинымъ его невольникомъ щитала.
             Такъ часто обладать собою льстимся мы,
             Когда во власть беретъ у насъ любовь умы.
   265                    Притворно воздыхать Сумбека продолжала,
             Скрывалась, но любовь Цареву умножала.
             Вскричалъ онъ, видящiй взведенныхъ прелесть глазъ,
             Увы! я быть могу еще обманутъ разъ;
             Но слдую теб!… Т рчи излетали,
   270          Во книгу вчности они внесенны стали,
             И должно было впредь исполнитися имъ:
             Невинность во слезахъ пошла во слдъ за нимъ.
             Сумбека хитростью напасть запечатлла,
             Которая Царю во сртенье летла.
   275          Лишь выступилъ Алей дубравы изъ границъ,
             Идущаго Царя встрчаетъ ликъ двицъ;
             Подобно Грацiямъ блистая красотами,
             Ко граду путь он усыпали цвтами.
             Утхи, прелести, тснятся вкругъ его,
   280          Берутъ оружiе съ усмшкой у него,
             Благуханiемъ одежду оросили,
             И гимны свойственны случаямъ возгласили;
             Внцы сплетающа соблазность изъ цвтовъ,
             Къ Алею подступивъ, подъемлетъ свой покровъ,
   285          Снимая шлемъ съ Царя, главу его внчаетъ,
             И мечь его укравъ, цвты ему вручаетъ;
             Коварство робкое прiемля смлый видъ,
             Отъемлетъ у него копье и лукъ и щитъ.
             Казалася любовь въ Героя превращенна;
   290          А храбрость Царская послднихъ силъ лишенна.

                       Тогда крылатая въ Казань паритъ молва,
             Недремлюща во вкъ, скора, быстра, жива;
             Молва Алеево прибытiе вщаетъ,
             Съ Москвой взаимный миръ Казанцамъ общаетъ.
   295          Прiятная судьба Казани смутной льститъ,
             Которую сулилъ Цариц ихъ Сеитъ.

                       Златая встртила Сумбеку колесница,
             Съ Алеемъ въ торжеств возсла въ ней Царица;
             Народъ въ восторг зритъ съ высокихъ градскихъ стнъ,
   300          Идущаго Царя во произвольный плнъ.
             Чье имя страхъ Ордамъ недавно наводило,
             Пришествiе того спокойстомъ граду льстило.
             О тигр, жителей который устрашалъ,
             На пажитяхъ стада пасомы похищалъ,
   305          Съ такимъ веселiемъ граждане разсуждаютъ,
             Когда его въ цпяхъ по граду провождаютъ.
             Спшаща обрсти сокровищи и честь,
             Является Царю въ лиц вельможей лесть;
             Зящитникомъ Орды Алея называетъ,
   310          И слезы радостны ласкаясь проливаетъ;
             Имя въ разум о выгодахъ мечты,
             Къ подножiю его разсыпала цвты.
             И подлость рабская толь гнусно унижалась,
             Что ко стопамъ его главою понижалась;
   315          Лице покорности умюща принять,
             Колна Царскiя стремилася обнять.

                       Любовь народныя плесканья подкрпили,
             И въ Царскiй древнiй домъ любовники вступили.
             Темница, страсть куда Алея привлекла,
   320          Казалася ему съ Сумбекой весела.
             Цирце гордая Сумбека подражаетъ,
             Она и взоръ его и духъ обворожаетъ,
             И въ сердце лестныя вливающа слова,
             Во агнца слабаго преобратила льва.
   325          Коль слпы въ ихъ любви бываютъ человки!
             Алей весь мiръ включалъ во прелестяхъ Сумбеки.
             По радостямъ его летаетъ плнный взоръ,
             На что ни смотритъ Царь, вступая въ Царскiй дворъ.
             Тамъ рядъ древесъ казалъ широкiя дороги,
   330          Сквозь кои пышныя открылися чертоги,
             Вкругъ нихъ свтилися столпы въ златыхъ внцахъ,
             И бисеръ въ солнечныхъ играющiй лучахъ.
             Строенiя сего наружное изрядство
             Роскошною рукой возвысило богатство;
   335          Со пестрымъ марморомъ тамъ аспидъ сопряженъ;
             Блистая хрусталемъ, казался домъ зажженъ.

                       Предъ онымъ зритъ Алей столпами окруженну,
             Изъ твердыхъ марморовъ Казань изображенну;
             Какъ нкiй исполинъ, имя грозный видъ;
   340          На каменномъ она подножiи стоитъ.
             Художникъ плнную изобразилъ Россiю,
             Ко истукановымъ стопамъ склонившу выю,
             И узы, на ея лежащiя рукахъ,
             Являли прежнiй плнъ и прежнiй Россовъ страхъ.
   345          Казань десницею ужасный мечь держала,
             И горду власть свою чрезъ то изображала.
             Въ сей страшный истуканъ устроенъ тайный входъ,
             Которымъ ихъ Цари вступая каждый годъ,
             Молитвы ложному пророку приносили,
   350          Всегдашня торжества надъ Россами просили.
             Вщаютъ, будто имъ завтъ волхвами данъ:
             Докол невредимъ сей будетъ истуканъ,
             Дотол славный градъ безвреденъ сохранится,
             И благо ихо во зло во-вкъ не премнится.
   355          Коль пламенно Алей Сумбеку ни любилъ,
             Едва въ сiи часы любви не истребилъ,
             Казанской гордости когда онъ знакъ увидлъ;
             Алей тщеславiе и пышность ненавидлъ.
             Хоть сердце отняла Сумбека у него,
   360          Россiя въ памяти присутствуетъ его;
             Противенъ истуканъ его казался взору:
             Россiйскаго Алей не могъ терпть позору.
             Но то коварная Царица усмотрвъ,
             Изгнала прелестьми его изъ сердца гнвъ:
   365          Она глаза къ нему толь страстно устремила,
             Что ими прочiе вс виды вдругъ затмила;
             И нжныя слова лишь только изрекла,
             Алея за собой въ чертоги повлекла.

                       Тамъ псни юныхъ Нимфъ повсюду раздавались.
   370          Внцы изъ нжныхъ розъ Алею въ даръ свивались;
             Подобны Урiямъ казались Нимфы т,
             О коихъ Махометъ вщаетъ красот.
             Он прiятности любовныя вщали,
             Которы и боговъ небесныхъ восхищали;
   375          Воспли рыцарей великихъ имяна,
             Которы въ древнiя любили времяна.
             Отравой сладкою любовникъ упивался.
             Армидою Ренодъ подобно такъ прельщался.

                       Сумбек нравилось прельщенiе сiе.
   380          Алей какъ нкiй рай жилище зрлъ ее;
             Искусствомъ помрачивъ убранства горделивы,
             Тамъ видны на стнахъ изображенья живы,
             Ихъ кисть волшебная для глазъ произвела,
             И видъ естественный и душу льну дала.
   385                    Въ лиц прiятнаго и кроткаго зефира
             Изобразила кисть златое царство мира;
             Миръ страшный брани храмъ заклепами крпитъ,
             У ногъ его въ трав волкъ съ агнцемъ купно спитъ;
             Тамъ голубь съ ястребомъ играючи летаетъ,
   390          И львица юнаго тельца млекомъ питаетъ;
             Во всей веселости между цвтовъ видна,
             Подъ тнiю древесъ сдяща тишина;
             Алмазный щитъ надъ ней спокойствiе держало,
             И щастiе сiю богиню окружало.
   395                    Съ другой страны встрчалъ обвороженный взоръ
             Военны подвиги, сраженiя, раздоръ:
             Тамъ зрится во крови свирпыхъ битвъ Царица;
             Тамъ раны видимы, тамъ кровь, тамъ блдны лица,
             Герои въ цвт лтъ кончающiе дни,
   400          И стонутъ, кажется, написанны они.

                       Сумбека на Царя коварствуя взираетъ,
             Узнать, къ чему свои онъ мысли простираетъ;
             Чмъ паче занятъ онъ, кровавой ли войной,
             Или цвтущею въ поко тишиной?
   405          Ей мнилось, что война его вниманью льстила,
             И взоромъ взоръ его къ иному отвратила.

                       Тамъ новый видъ глаза Царевы поразилъ:
             Художникъ пламенну любовь изобразилъ.
             Любовь, которая казалася на трон,
   410          Съ калчаномъ стрлъ въ рукахъ и въ розовой корон;
             Т стрлы сыплются въ день ясный и въ ночи,
             На всю вселенную, какъ солнечны лучи.
             Лучами шаръ земный ты солнце освщаешь,
             И грады оными и степи посщаешь:
   415          Подобно стрлы такъ изъ рукъ любви летятъ,
             Равно Владтеля и пастуха язвятъ;
             И щастье равное они тогда вкушаютъ,
             Когда свои сердца любовью утшаютъ.

                       Что живостью цвтовъ на льн изображалъ,
   420          Художникъ въ томъ живой натур подражалъ:
             Тамъ гордыя древа долины осняли,
             И кажется, они верхи свои склоняли:
             Межъ камней извившись источники кипятъ,
             И мнится, на стн написанны шумятъ;
   425          Тамъ кажется Нарцисъ еще глядитъ въ потоки,
             И будучи цвткомъ, пущаетъ слезны токи;
             Нещастный Адонидъ, ставъ жертвою любви,
             Еще является на стебл во крови.
             Алей на все взиралъ, взиралъ и возхищался;
   430          Но бодрый духъ его слаблъ и возмущался;
             Толико мысли онъ въ забавы углубилъ,
             Что друга врнаго Гирея позабылъ.
             Другъ часто близокъ къ намъ во отдаленьи трона,
             Но въ немъ лишь виднъ Царь, когда на немъ корона.
   435          Алей возшедъ на тронъ, въ день щастья своего
             Не помнитъ дружества, но помнитъ другъ его!
             Казанцы жизнь при немъ предвидящи щастливу,
             Морскому въ оный день подобились приливу,
             Который Царскiй домъ какъ море наполнялъ:
   440          Весь градъ передъ Царемъ колна преклонялъ;
             И врность радости свои везд трубила.
             Алея подлинно Казанска чернь любила;
             Уже два раза онъ сердцами ихъ владлъ,
             Какъ будто о своемъ, о благ ихъ радлъ;
   445          Имли въ немъ они отъ сильныхъ оборону.
             Алею поднесли порфиру и корону;
             Не страшны Россы имъ, не страшенъ Асталонъ,
             Когда прiосенитъ Алей Казанскiй тронъ.

                       Но зависть и раздоръ среди вельможъ летаютъ,
   450          Которыя Царя наружно почитаютъ.
             Сiи дв фурiи, тревожа ихъ сердца,
             Неволятъ ихъ алкать Казансаго внца;
             И каждый думаетъ Алею быть подобенъ,
             Иль паче, нежель онъ, владть Ордой способенъ.
   455          Но завистью Сагрунъ сильняе всхъ горитъ,
             Онъ взоры пламенны кидая, говоритъ:
             Какiе подадимъ мы слухи нын свту,
             Избравъ того Царемъ, кто врагъ и Махомету,
             Кто рабствуя Царю Московскому служилъ,
   460          И можетъ быть его на насъ вооружилъ?
             Или мы собственныхъ достоинствъ не имемъ,
             Что выбрать во Царя другъ друга не умемъ?

                       Но прервалъ рчь его Гирей, Алеевъ другъ,
             Вельможей собранныхъ вступивъ въ мятежный кругъ:
   465          Не льзя противиться, онъ рекъ, судебъ уставу,
             Алею отдаютъ они его державу;
             Державу, до сего носиму имъ не разъ;
             Кто сметъ быть Небесъ противникомъ изъ насъ?
             Не вру толковать внчается Владтель;
   470          Онъ въ поданныхъ вселять обязанъ добродтель,
             Кто лучше озаритъ Казанскiй ею тронъ?
             Кто лучшiй дастъ примръ въ геройств, коль не онъ?
             О! естьли исполнять хотнiя сердечны;
             На царство выборы здсь будутъ безконечны,
   475          И будемъ въ пренiи о трон мы вовкъ.
             Начальствовать другимъ желаетъ человкъ;
             Но царство возмутивъ, утратимъ мы свободу,
             Однако отдадимъ сiе на судъ народу:
             Народомъ подкрпленъ бываетъ Царскiй тронъ,
   480          Да скажетъ, симъ Царемъ доволенъ естьли онъ?
             Спросилъ, и гласы ихъ каки волны зашумли,
             Казанцы собранны согласну мысль имли;
             Не слышно, кром сихъ торжественныхъ рчей:
             Пусть нами царствуютъ съ Сумбекою Алей!

   485                    Сребристая луна на горизонтъ вступила,
             Но радости въ сердцахъ она не усыпила;
             Стараясь удержать во град ясность дни,
             Казанцы возгнли блестящiе огни;
             Веселость подданныхъ наружны кажутъ блески,
   490          Восходятъ къ облакамъ торжественные плески;
             Какъ шумъ морскихъ валовъ, достигъ къ чертогамъ гласъ:
             Да наши радости возрадуютъ и васъ!
             Сумбека нжностей подъ пепломъ искру крыла;
             Тронъ твой, и я твоя, Алею говорила;
   495          Съ моимъ сливаются народныя сердца;
             Отъ нихъ и отъ меня прiемлешь два внца;
             Одинъ Царемъ тебя творитъ надъ сей страною,
             Другой надъ волею моей и надо мною.
             По мн сей градъ, престолъ и весь народъ есть твой;
   500          А съ нами примирясь, смири Казань съ Москвой;
             Мы ей селенiя за-Волжскiя уступимъ,
             И естьли хощешь ты, присягой миръ съ ней купимъ.
             Мы браней не хотимъ! Хотя и льщуся я,
             Что можетъ защищать Казань рука твоя,
   505          Но ты Россiи другъ; а царствуя надъ нами,
             Россiянъ учини ты нашими друзьями,
             И станемъ въ град семъ златые дни вести….
             Алей, не чувствуя сея Царицы льсти,
             Сумбеку подкрпилъ въ прiятномъ уповань.
   510          Взоръ нжный усладилъ и страсть и пированье,
             Казалось, разлился веселiй океанъ.
             Но часто кроется подъ ласками обманъ;
             Кругомъ любовниковъ слетаются утхи,
             Слетаются въ чертогъ умильности и смхи,
   515          Но виды таковы Сумбекинъ Дворъ имвъ,
             Таилъ въ стнахъ своихъ притворство, зависть, гнвъ,
             Которыя открыть лица еще не смли,
             И зримы будучи, притворный видъ имли.
             Сумбека зрлася при радостяхъ смутна….
   520          Османа помнила, ахъ! помнила она;
             Неврности его Цариц въ мысль приходятъ,
             Какъ облако во дни на сердце мракъ наводятъ.

                       Досада, ревность, гнвъ, ея терзая грудь,
             Отверзли мщенiю къ Сумбек въ сердце путь.
   525          О коль страшна любовь, отмщающа измну!
             Османа привести даетъ приказъ изъ плну.
             Свирпства, хитрости и мщенiя полна,
             Алею говоритъ стенаючи она:
             Онъ врагъ мой, врагъ и твой, злодй всего народа,
   530          Которымъ отнята была моя свобода!
             Я дружбы прежнiя съ нимъ узы нын рву,
             И въ жертву отдаю теб его главу….
             Алей сказалъ: Османъ! внемли, что я вщаю;
             Ты врагъ мн, я теб свободу возвращаю;
   535          Познай теперь, Османъ, какъ Христiяне мстятъ;
             Ты можешь съ нами жить, оставить можешь градъ.
             Сумбека, будто бы предбудущее зрла,
             Еще подъ стражею держать его велла.

                       Османъ отходитъ прочь, но прочь любовь нейдетъ,
   540          По сердцу разлилась, и власть надъ нимъ беретъ;
             То стужу длаетъ, то множитъ лютый пламень,
             И сердце размягча, падетъ какъ въ воду камень.
             Сумбека, чающа Османа не любить,
             Съ Алеемъ щастлива въ забавахъ хочетъ быть.
   545          Сей плнникъ, въ Царскiя вступивъ священны нравы,
             Вдается въ новыя съ Сумбекою забавы.
             Желая облегчить правленiя труды,
             Влечетъ его она въ рокошные сады,
             Гд тысящи прiятствъ для Флоры и Помоны,
   550          Волшебною рукой сооружили троны:
             Тамъ розовы вокругъ кустарники цвтутъ,
             Зефиръ покоится на ихъ листочкахъ тутъ;
             Тамъ втвями древа густыми соплетенны,
             Прохлады завсегда въ тни хранятъ весенны;
   555          Чрезъ виды разные стремящаяся тамъ,
             Подъемлется вода шумяща къ облакамъ;
             Любовны нжности въ кустахъ себя скрываютъ,
             И птицы сладость ихъ и прелесть воспваютъ;
             Зеленые лужки въ тни древесъ цвтутъ,
   560          И кажется, любовь одры готовитъ тутъ;
             Наяды у ручьевъ являются сдящи,
             Волшебны зеркалы въ рукахъ своихъ держащи,
             Въ которы Грацiи съ усмшками гладятъ;
             Амуры обнявшись, на мягкой травк спятъ;
   565          Пещеры скромныя, привтливыя тни,
             Гуляющихъ къ себ манили на колни.
             Сумбек въ мысль пришли минувши времяна,
             Когда съ Османомъ здсь видалася она;
             Любовныя свои прохлады вспомянула:
   570          Взглянула на мста, и тяжко воздохнула;
             Но скрыла грудь ея сндающую страсть,
             Беретъ надъ слабостью Сумбека полну власть;
             Запечатлнныя намреньи имя,
             Османомъ прельщена, взвела на тронъ Алея.
   575          Алею вврила владычество свое,
             Но царствовалъ Османъ надъ сердцемъ у нее.
             Уже Алей Казань мятежну успокоилъ,
             И къ миру онъ сердца людей своихъ устроилъ,
             Союзъ готовился съ Москвой запечатлть;
   580          Но искра мятежа не преставала тлть.

                       Османъ отверженный, Османъ лишенъ покою,
             При общей радости терзается тоскою;
             Ему являются мечтанiя во тм,
             Эмира у него и въ сердц и въ ум:
   585          Гуляетъ ли въ садахъ, или въ нощи воздремлетъ,
             И мракъ и древеса лице ея прiемлетъ;
             Томится духъ его и стынетъ въ жилахъ кровь.

                       Взирая на сiе развратная любовь,
             Любовь, мрачаща умъ, когда въ крови затлится;
   590          Любовь сердецъ и душъ страданьемъ веселится,
             Любовь, отъемлюща покой, разсудокъ, стыдъ,
             Прiемлетъ на себя теперь Эмиринъ видъ:
             Къ Осману спящему со трепетомъ приходитъ,
             Отраду зрнiю, но сердцу скорбь наводитъ,
   595          Эмира, будто бы сей жизни при конц,
             Иметъ блдное и смутное лице;
             Раздранная на ней казалася одежда;
             Речетъ: моя теперь изчезла вся надежда,
             Изчезла, видться и вмст быть съ тобой:
   600          Намъ должно жить, Османъ, весь вкъ въ разлук злой!
             Отчаянный она вщая взоръ кидала,
             Главу потупила, и горько возрыдала.
             Но ктожъ причиною сердечныхъ нашихъ ранъ?
             Эмира говоритъ: причиной ты, Османъ!
   605          Спши, ты можетъ быть спасти меня успешь,
             Къ свобод средства ты надежныя имешь,
             Успхъ получишь ты надъ слабою женой;
             Рыдай предъ ней, спши увидться со мой.
             Сiи слова не разъ ему твердила,
   610          И взоры слезные кидая уходила.

                       Османъ какъ будто бы пронзенъ во грудь стрлой,
             Трепещетъ, мучится, смущается мечтой,
             Встаетъ; и се въ чертогъ Сагрунъ коварный входитъ;
             Онъ взоры на него печальные возводитъ.
   615          Въ вельмож семъ душа какъ адъ была смутна,
             Къ различнымъ хитростямъ склонялася она;
             Грызомый завистью, покоя не иметъ;
             Желая людямъ зла, о бдств ихъ жалетъ;
             На блдномъ у него написано лиц,
   620          Что мыслилъ день и нощь о Царскомъ онъ внц.
             Нося въ груди своей намренiе злобно,
             Хотлъ, какъ самъ себя, и всхъ смущать подобно;
             И такъ Осману рекъ: о коль твой скорбенъ взоръ;
             Но долго ли теб такой терпть позоръ?
   625          Таврискiй храбрый Князь въ Казан узы носитъ,
             О вольности своей ни думаетъ, ни проситъ;
             Когда бы можетъ быть, ты слово лишь изрекъ,
             Порфирою бъ себя во град семъ облекъ;
             Я дружества къ теб во вки не нарушу:
   630          Ты вдаешь мою ревнительную душу,
             И вдаешь еще ту пламенную страсть,
             Котора ввергнула тебя въ сiю напасть;
             Дай нову силу ей, и подкрпися ею,
             Сумбека сжалится надъ нжностью твоею;
   635          Явись ея очамъ! Османъ, мечтой смущенъ,
             Коварнымъ Сагруномъ былъ паче обольщенъ.
             Вельможу онъ сего при щасть ненавидлъ,
             Но вврилъ днесь ему мечту, котору видлъ,
             Такъ бдный плаватель, въ пучин жизнь губя,
   640          За все хватается, что видитъ вкругъ себя.

                       Довренностью сей Сагрунъ возвеселился,
             Онъ только ждалъ, чтобы Османъ ему открылся;
             Намренье въ груди злодйское питалъ,
             Своимъ орудiемъ любовну страсть считалъ;
   645          Во злоб предпрiялъ, раздоръ въ троихъ пося,
             Османа погубить, Сумбеку и Алея.
             Сей хищный волкъ теперь прiемлетъ агнчiй видъ;
             Лукавый духъ его подъ видомъ дружбы скрыть:
             Спаси отъ бдства насъ! вщаетъ онъ со стономъ,
   650          Мы вс устрашены колеблющимся трономъ;
             Сумбека нжности къ теб не изгнала,
             Но въ гнв Царску власть Алею отдала;
             Возможно ли жен въ ея угрозахъ врить?
             Он и злобствуя умютъ лицемрить;
   655          Ихъ гнвъ есть молнiя, которая сверкнетъ,
             Но солнце возсiявъ, опять сiять начнетъ;
             Алей, опасный врагъ и вры и Казани,
             Сбираетъ для Москвы съ Татаръ позорны дани;
             Я видлъ, какъ теперь народу онъ ласкалъ,
   660          И въ ихъ сердца войти, различныхъ средствъ искалъ.
             Имя желчь въ груди, точилъ онъ медъ устами;
             Съ Россiей вчный миръ украсилъ онъ цвтами,
             И прелестью словесъ собранье обольщалъ….
             Симъ адскимъ вымысломъ онъ души уловлялъ;
   665          Онъ рекъ сiи слова, но ихъ изрекъ красня:
             Вы другомъ, не Царемъ имете Алея!
             Смиритися съ Москвой, отъ насъ отвергнуть брань,
             Не многая къ тому отъ васъ потребна дань,
             Присяга врная!… О коль слова безбожны!
   670          Рабамъ покорности такiя суть возможны;
             А мы давно ли власть имли надъ Москвой?
             Намъ льзяль къ стопамъ ихъ пасть, бывъ прежде ихъ главой?
             Кто знаетъ? можетъ быть, тая въ душ коварство,
             Разрушить предпрiялъ Алей Казанско царство;
   675          Мужайся, ободрись, злодя не жалй,
             Сними съ него главу, коль не снялъ онъ твоей!
             Ты смертiю своей нещастный ускоряешь;
             Спасая жизнь его, свою ты жизнь теряешь.
             Теперь, Османъ! любовь Цариц докажи;
   680          Корону со главы падущу удержи;
             Тебя къ тому зоветъ и зримое мечтанье,
             Любовь, нещастiе и наше почитанье;
             Та тнь, которая являлася теб,
             Ко щастливой тебя и тнь зоветъ судьб!
   685          Уже колеблются божницъ верхи златыя,
             Ты вру подкрпи, и воскреси Батыя.

                       Когда сiе Сагрунъ лукавствуя вщалъ,
             Развратъ и паче въ немъ духъ зврскiй возмущалъ;
             Обвившись вкругъ него, коварство разтравляетъ,
   690          Сумбеку взору онъ кровавому являетъ,
             Котора, жалуясь на строгости Небесъ,
             Ходила въ горести подъ тнiю древесъ;
             И съ нжностью своей имющая споры,
             Гд жилъ Османъ, туда бросала смутны взоры.
   695          Примтивый Сагрунъ страданiе сiе,
             Внчаннымъ поставлялъ желанiе свое,
             И рекъ Осману онъ: я долгъ и дружбу помню;
             Пойду, и важныя намренья исполню:
             Заставлю гордою Сумбеку меньше быть,
   700          Теб престолъ отдать, Алея позабыть!
             Идетъ, и хитрости вокругъ его летаютъ,
             Он льстеца сего орудiемъ считаютъ;
             Во рабскомъ образ представили его,
             Покорность на чел являя у него.
   705          Съ лукавствомъ внутреннимъ къ Сумбек онъ подходитъ,
             И рчь съ ней о любви Османовой заводитъ.
             Такъ Евву льстивый змiй въ Едем соблазнялъ,
             Когда ее вкусить познанiй плодъ склонялъ.
             Прилично ли, онъ рекъ, что здсь какъ плнникъ низкiй,
   710          Подъ стражей держится безвинно Князь Таврискiй,
             Сей Князь, который сталъ за то одно гонимъ,
             Что онъ любилъ тебя, что онъ тобой любимъ?
             Вс сжалились надъ нимъ, мы плачемъ, плачутъ стны;
             Онъ страждетъ, ни вражды не зная, ни измны;
   715          И любитъ онъ тебя!… Но мы оставимъ то.
             Подумай, Крымъ теперь въ отвтъ намъ скажетъ что?
             Османа заключивъ, мы Крымскiй родъ поносимъ;
             А помощи отъ нихъ въ напасти общей просимъ;
             На чтожъ она теперь? Здсь царствуетъ Алей;
   720          Османъ кончаетъ жизнь, кончаетъ какъ злодй!
             Умолкъ…. и рчь сiя Цариц гордой льстила,
             Она и выговоръ совтомъ добрымъ чтила;
             Хотла за любовь обиженною быть,
             И стать заставленной неврнаго любить.
   725          Но кроя нжну страсть, котора грудь терзала,
             Сумбека хитрому наперснику сказала,
             Сказала Сагруну, всемъ сердцемъ возстеня:
             Ахъ! льзя ли врить мн, что любитъ онъ меня?
             Не сей ли льстецъ меня на трон обезславилъ?
   730          Не онъ ли въ Тавръ отсель любовницу отправилъ?
             Не явенъ ли его изъ града былъ побгъ?
             Мной! мной обогащенъ! меня онъ пренебрегъ….
             Сумбека залилась при сихъ рчахъ слезами.

                       Сагрунъ вскричалъ: Османъ во вки будетъ съ нами:
   735          Неврность скорую всегда прiемлетъ казнь,
             Эмира, позабывъ Османову прiязнь,
             Съ его сокровищемъ въ Россiю убжала;
             Увы! теб въ любви она не подражала!
             Османъ раскаялся! Я самъ то прежде зрлъ,
   740          Что онъ обманщицу Сумбек предпочелъ.
             Но се идетъ Османъ; онъ самъ теб докажетъ,
             Какъ любитъ онъ тебя, и что онъ мыслитъ, скажетъ;
             Скрывается Сагрунъ, извергнувъ сладкiй ядъ.
             Сумбека бросила къ Осману нжный взглядъ:
   745          Печали на чел, въ ланитахъ блдностъ видитъ,
             И прежни строгости Сумбека ненавидитъ;
             Клянетъ суровые свои поступки съ нимъ:
             Теперь не онъ предъ ней, она винна предъ нимъ.
             Казалось, вкругъ нея летали смертны тни,
   750          Мутится взоръ ея, дрожатъ ея колни;
             У ней на памяти нощныхъ виднiй нтъ,
             Забвенъ, забвенъ Алей, забвенъ и цлый свтъ.

                       Но мн представились въ сей рощиц прiятной,
             Печальны слдствiя любви, любви развратной:
   755          Тамъ прелесть видима, притворство, лесть, обманъ,
             Сумбека чувствуетъ, ихъ чувствуетъ Османъ;
             Колни сей пришлецъ Сумбекины объемлетъ:
             Она раскаянью любовникову внемлетъ,
             И снова пламенной любовiю горитъ.
   760          Османъ, лiющiй слезъ потоки, говоритъ:
             Увы, не стою я Сумбекиной прiязни,
             Прощенья не хочу, хочу жестокой казни!…
             Сумбека, во слезахъ взирая на него,
             Поверглась въ томныя объятiя его:
   765          Живи! Османъ живи! стоная возопила;
             Лобзанiемъ сей миръ съ Османомъ подкрпила.
             Увы! виновна я и тмъ, она рекла,
             Что въ ревности тебя унизить я могла;
             Забудемъ, что была на свт семъ Эмира;
   770          Уронъ твой замнятъ: я, тронъ мой и порфира.

                       Сумбекины слова какъ будто разумлъ,
             Казалось, воздухъ весь въ то время возшумлъ,
             Развраты, въ втвiяхъ которые скрывались,
             Кругомъ любовниковъ летая извивались,
   775          И разплывалися у нихъ въ сердцахъ они:
             Въ томъ хладъ произвели, въ Сумбекиномъ огни.
             Возможноль чаять имъ судьбины въ мiр лестной?
             Земной любви они искали, не небесной!
             Съ Эмирой вмст быть, неволи избжать,
   780          Османъ являетъ видъ Сумбеку уважать;
             Любовью пламенной къ нему Сумбека тля,
             Личину нжности имла для Алея;
             Условились они согласiе таить,
             Доколь настанетъ часъ Алея истребить.
   785                    Невинная любовь свтильникъ погасила,
             И грудь Сумбекину слезами оросила,
             Крилами встрепетавъ, сокрылась отъ нее,
             Ломаетъ въ воздух орудiе свое.
             Вщаютъ: слышалось во древесахъ стенанье,
   790          Сумбекино когда услышали желанье.
             Алей во Царскiе чертоги возвращенъ,
             У края пропасти былъ взоромъ обольщенъ.
             Царица льститъ ему, но льститъ и ненавидитъ;
             Невинность скоро зла конечно не увидитъ.
   795          Когда Алей Казань къ покорству призывалъ,
             Свiяжскъ измною его подозрвалъ [9].
             Въ Москву отправилъ всть, молвою излiянну.
             И время пренести мн лиру къ Iоанну!