Собрание рассказов

—   А я теперь не знаю, стоит ли меняться.

—   Ясно,— сказал папа. Топор засел в чурбаке. Папа начал выдер­гивать.

—   Да погоди,— сказал Солон.— Оставь ты, к черту, свой топор.— Но папа уже занес топор и ждал, глядя на Солона.— Ты отдаешь мне пол­собаки за полдня работы,— сказал Солон.— Свою половину собаки — за половину дня, которую ты должен отработать на дранке.

—   И за два доллара,— сказал папа.— Как Таллу. Я тебе продаю пол­собаки за два доллара, а ты приходишь завтра щепать дранку. Два дол­лара даешь сейчас, а утром я прихожу сюда с собакой, и ты мне пока­зываешь расписку Талла касательно его половины.

—   Мы с Таллом уже сговорились.

—   Тем лучше,— сказал папа.— Значит отдашь ему два доллара и по­лучишь расписку без всякой канители.

—   Талл придет завтра к церкви сдирать старую кровлю,— сказал Солон.

—   Тем лучше,— сказал папа.— Тогда — вообще никакой канители с распиской. По дороге сюда остановишься у церкви. Талл ведь — не Гриер. Ему не надо ходить гвоздодер одалживать.

Солон вытащил кошелек, отсчитал папе два доллара, и они приня­лись за работу. И теперь было похоже, что они действительно хотят раз­делаться сегодня — не только Солон, но и Гомер, которому это было вро­де бы ни к чему, и, главное,— папа, хотя он вообще отдал свою половину собаки, чтобы избавиться от работы, которую Солон посулил ему на завтра. Я уже не старался угнаться за ними; я просто складывал дранку.

Наконец, Солон положил тесло и колотушку.

—    Ну, друзья,— сказал он,— не знаю, как вы, а я полагаю, шабаш.

—    Тем лучше,— сказал папа.— Тебе ведь решать, потому что сколько этих мозоле-часов по-твоему не хватает, столько и придется завтра на твою долю.

—    Что да, то да,— сказал Солон.— А раз я жертвую церкви полтора дня вместо одного, как хотел сначала, думаю, мне не мешало бы пойти домой, заняться немного своими делами.— Он подобрал колотушку, тесло и топор, отошел к грузовику и встал, дожидаясь Гомера.

— Буду здесь утром с собакой,— сказал папа.

—    А... конечно,— сказал Солон так, словно он совсем забыл про со­баку или потерял к ней всякий интерес. Но продолжал стоять и, навер­ное, секунду спокойно и внимательно глядел на папу.— И с купчей на таллову половину. Как ты сказал? — с ней никакой канители не будет.— Они с Гомером влезли в машину и Солон завел мотор. Трудно сказать, что тут было. Как будто он нарочно торопился, чтобы папе не пришлось придумывать предлог или отговорку для того, чтобы сделать что-то или не сделать.— Молния потому, между прочим, называется молнией, что ей не надо два раза бить в одно место — это я всегда понимал. И если, скажем, в человека ударила молния, то такая оплошность может случить­ся с каждым. А моя оплошность, думается, в том, что тучку-то я видел, да не распознал ее вовремя. До свидания.

—   С собакой,— сказал папа.

—   Конечно,— сказал Солон,— и опять так, будто совсем о ней запа­мятовал.— С собакой.

И они с Гомером уехали. Тогда папа встал.

—   Что же это? — я сказал.— Что же это? Променял свою половину собаки на полдня завтрашней работы. Что же теперь будет?

—    Правильно,— сказал папа.— Только до этого я выменял у Талла его половину собаки на полдня его работы — сдирать старую кровлю. Но до завтра мы ждать не будем. Мы сдерем ее нынче ночью, и постараемся без лишнего шума. Я хочу, чтобы завтра на мне ничего не висело, хочу спокойно посмотреть, как господин Солоно-час Куик попробует получить расписку на два доллара или, там, на десять, и другую половину собаки. И мы сделаем это сегодня. Мне этого мало — если он завтра утром узнает, что опоздал. Пусть он узнает, что опоздал уже тогда, когда спать ложился.

Мы вернулись домой, я накормил и подоил корову, а папа пошел к Килигрю отдавать тесло с колотушкой и одалживать ломик. И уж не знаю, какая нелегкая его туда занесла и зачем он ему там понадобился — но старика Килигрю угораздило уронить ломик с лодки в сорокафутовый омут. И папа сказал, что чуть было не пошел за ломиком к Солону, просто в интересах высшей справедливости — только Солон почуял бы подвох при одном упоминании о ломике. Поэтому папа сходил к Армстиду, одолжил у него ломик, вернулся, мы поужинали и заправили фонарь, а мама все допытывалась, что это у нас за дела такие, которые не могут потерпеть до завтра.