— Трудно сказать, где чье счастье лежит, — говорила в раздумье Леся-фронтовичка. — Знаю только, что человек, познавший горе, становится более чутким к горю других.
— Однако лучше без горя, — улыбнулась на это Верунька, уставившись на письмо мужа счастливым невидящим взглядом.
А под вечер Катратый обходил зачеплянские дворы, приглашал людей к себе в гости. Приходите вечером, будьте ласковы. Никого из соседей не миновал, даже тех, с кем и дружбы особой не водил.
— По какому поводу праздник среди буден? — спрашивали его.
Ягор отвечал уклончиво. Рыбка, дескать, наловилась, да и не собирались давненько… Рыбка была какая-то загадочная, такая, что люди отказывались. Отказывались деликатно, причины выставляли довольно веские, но все же в отказах что-то неуловимое ощущалось. А Леся Фоминична, которую Ягор тоже вниманием не обошел, отказалась без объяснений, только спросила с резкостью:
— Это с вашими-то юшкоедами за одним столом?
В других дворах тоже, будто сговорившись, все выпытывали, по какому поводу прием, и Ягор им также отвечал уклончиво, излишне не распространяясь. Кто согласился безотказно, с первого же слова, так это Шпачиха да еще Сема Дейнека, которого уже с третьей работы выгоняют за шабашки. Этот бежит куда ни позовут, ему все равно — свадьба или похороны. Но его-то Катратый менее всего и хотел бы видеть у себя в гостях. Позвал, потому что Сема ему по дороге встретился, — он и сегодня возвращался с работы с шабашкой: в руках катил велосипед, а на багажнике доски какие-то строганые…
Побывал Ягор и у Орлянченок, хозяин пообещал из уважения к Ягору, с которым они когда-то вместе у горна начинали, а Ромчик, по обыкновению, зубы поскалил: была бы юшка, юшкоеды найдутся. А только Ягор со двора, — хлопец крикнул соседским сверстникам через улицу:
— Уважим, братцы, своим присутствием?
— А что там будет?
— Что будет, я вам сейчас расскажу.
И Ромчик стал громко, чтобы и в других дворах слышали, расписывать: будет совершаться новый, в сугубо современном духе, обряд обручения. Доныне, как известно, старик в основном незаконных сомов налево сбывал, а сегодня будет сбывать редкостный улов, в виде той диковатой рыбки золотой, что к нему сама из степей без аттестата зрелости приплыла. А в роли приобретателя улова выступит прославленный Шпачихой наш любимый выдвиженец, наш, одним словом, и теде и тепе. И никакого тут принуждения, никакого плутовства, все на вполне добровольных началах. Первое отделение: она плачет, он смеется. Занавес падает. Во втором отделении наша родная Шпачиха даст концерт, который завершится фейерверком холодной воды из шланга…
Искрение сожалел Орлянченко, что не полной будет картина из-за отсутствия на данной церемонии Миколы Баглая: второй день друг его греет чуб на состязании гребцов, добывая первенство своему «Металлургу».
— Жаль, жаль, что дорогой наш идеалист Баглай лишен будет возможности убедиться, какой серой будничной прозой заканчиваются в жизни его возвышенные поэмы…
Детвора зачеплянская, сгорая от любопытства, шныряла туда-сюда у Ягорова двора, словно тут и впрямь что-то недоброе затевается. Замурзанная босоногая вольница, та самая, что прежде готова была всеми способами защищать деда от набегов юшкоедов, сегодня вдруг отказала ему в своей благосклонности, — более того, малышам даже захотелось подразнить деда. Вспомнилось, что старик почему-то всегда сердится, когда его спрашивают: «Дед, печет?»
И теперь даже мелюзга, желторотые карапузы просовывали головы через забор, допытывались: «Деда, пецет?»
Пришлось цыкнуть.
Елька спала почти весь день, и Катратый не трогал ее. А когда, проснувшись к вечеру с головной болью от кошмарных сновидений, подошла к окну, то увидела, что под дедовой грушей-бессемянкой на столе ало полыхал большой букет свежих роз, а Шпачиха и еще какие-то незнакомые женщины в надвинутых на самые глаза платках суетливо и рьяно расставляли посуду.
Не сразу даже сообразила она, что там затевается и почему они так поспешно, словно в смущении каком, там орудуют. Ужас охватил ее, когда она догадалась. Злым огнем полыхнуло в лицо от того роскошного букета роз. «Что вы делаете? — хотелось крикнуть. — Это же вам не старые времена! Не „проданная невеста“! Не любит она! Поймите, не любит!!!»
Схватилась за голову, сжала ладонями виски.