Собор

После того осеннего вечера фронтовичка не пыталась больше искать спутника в жизни, считала даже, что это было ей неким предостережением, что само прошлое напомнило ей о себе, и что отныне снова самым дорогим, самым сокровенным для нее остается в жизни ее фронтовой комбат. От него — праздник души, а буднями жизни стала школа, дети, класс. Летом, во время каникул, отправилась она со своим классом по Днепру пароходом на экскурсию в Канев, посетили Шевченковские места, село Кобзаря, ребята вернулись на Зачеплянку в восторге, и теперь можно услышать, как они делятся у саги своими впечатлениями, декламируя перед взрослыми подхваченную в путешествии присказку-шутку:

— Спасибо Тарасу за шифер и за трассу!

Металлурги с улыбками слушают этот современный фольклор, такое словотворчество им по вкусу.

Что же касается Веруньки, то что бы там ни говорили скептики желторотые, а когда она, миновав проходную, вступает на территорию завода, где все по-утреннему гремит, гудит и бурлит дымами, душа ее наполняется гордостью. Не дымы, конечно, вызывают это чувство, а труд человеческий, воплотившийся здесь в этих грандиозных черных индустриальных башнях, в горах сырья, которые ежедневно и еженощно становятся свежим чугуном и прокатом, в сталь превращаются, давая отчизне силу и мощь.

Сплошным непрерывным потоком вливается на заводскую территорию утренняя смена, тысячи людей устремляются сюда, чтобы, разойдясь по цехам, занять свои рабочие места и на протяжении всей смены властвовать над пламенем печей, приводить в действие механизмы, стоять у сигнальных табло, напряженно всматриваясь в пылающие недра, где кипит металл, где происходят процессы, для которых и сегодня мало одного лишь холодного расчета, а нужна человеческая душа и талант; на протяжении смены люди будут сосредоточены, собранны, в напряжении, будут радоваться и гневаться, потому что не безразлично им, как кипит металл, как ведет себя печь, как она загружается, какие запасы сырья сегодня на заводе и сколько тонн будет дано сверх плана или, напротив, недодано, как не безразличны эти люди к множеству вещей, к своим планам и графикам, к количествам и качествам, хоть кому-то и могло показаться, что им это безразлично. На заводе человек становится как-то значительнее, за проходной встретишь его, скажем, с удочкой на Днепре, сидит себе такой неприметный, ничем не бросающийся в глаза, а здесь видишь, что перед тобою мастер, да еще, может, и мастер не мягкой рядовой стали, а той особой, какую только здесь сварить сумеют…

Никто, конечно, не скажет, что металлургический — это легко. Выдерживает не каждый. Далеко, не везде такие нагрузки и сквозняки, жарища и опасность. Ведь не зря же в цехах детские личики с плакатов улыбчато-тревожно предупреждают: «Будь внимателен! Дома ждет тебя семья!» Да хоть и нелегко, зато и путь от человека к человеку тут короче, чем где бы то ни было, меньше крючкотворства и волокиты, хапуги не держатся (работяги смеются: нет им у нас поживы, нечего украсть, разве что болванку). На днях завод посетила делегация из подшефного колхоза, из Верунькиного, ох как дотошно присматривались тут ко всему ее односельчане! По всем цехам водили их, прибывших с полей, и они воочию, не из фильма, увидели, что значит на заводе трудиться. Героев прокатки увидели, которые за смену сто раз потом исходят. И горновых, что пушку свою прилаживают. И девчат на аглофабрике, что в респираторных масках, с лопатами, едва различимы в бурой пылище. Открылся им и труд крановщиц, которые то над жаркими ковшами плывут, где их пламенем обдает, то над горами лома в грохоте глохнут. К Веруньке, прямо на ее рабочее место, делегация пришла, не могли же они пройти мимо землячки. В кабину крана Верунька их, конечно же, не пустила, инструкция это запрещает, но на площадку к ним вышла и марлевую маску сняла, чтобы улыбкой их приветствовать. Поинтересовалась, как им завод, и дедусь Юхим из огородной бригады поделился впечатлением без утайки:

— По-моему, Верка, ты у самого пекла очутилась, хоть перед смертью его увидел… А где ж тут главный пепельный?

— Наверное, это он, — указала Верунька на молодого инженера, своего начальника цеха.

Одарка с птицефермы подошла поближе к нему, пригляделась изучающе.

— А где же рожки? — спросила, и все засмеялись.

Председатель колхоза, давний товарищ Верунькиного отца, высказал неподдельное удивление:

— Откуда эти ваши хлопцы берутся, что совсем огня не боятся? С улицы Веселой, говоришь? Расплавленный металл течет, а он через него, как через канаву с водой… Заслонился рукавицей — и пошел… Привычка? Или натура такая боевая?

Поговорили, распрощались, пошли, осторожно спускаясь по железным ступенькам, а Верунька опять на верхотуру крана, в свою кабину, открытую всем сквознякам, так как стекло от тряски вовсе не держится, только вставят, глядишь, уже оно и высыпалось.