Собор

У отцова соседа по палате над кроватью несколько фотографий в самодельных, тщательно выпиленных рамках, женщина пожилая, юноша в гимнастерке с кубиками, вырезка цветная из журнала — репродукция картины «Плавку дают»… А над кроватью отца ничего. Может, что-то и было приколото, да сорвалось, сейчас лишь голая кнопка в стене, на тумбочке крошки, и муха над ними докучливо жужжит.

Еще больше мух оказалось в столовой, куда посетитель тоже зашел, — они тут жужжали повсюду; это был уже недосмотр, и Лобода мимоходом дал директору совет относительно липучки. Директор, еще больше смутившись, оправдывался, что и липучка вон висит, но ведь жара, кухня рядом, сами понимаете… И, чтобы загладить свой недосмотр, предложил даже борща пенсионерского, сегодня с утятиной, с жирным наваром, но солидный посетитель отказался, — только что перекусил, спасибо. В целом Лобода был доволен состоянием столовой, столы выскоблены ножами, из кухни пахнет вкусно, вымытая алюминиевая посуда — по-солдатски аккуратными горками на столах… По углам «трапезной» — фикусы в бочках, на окна снаружи нависают листья дикого винограда, создают зеленый уютный полумрак…

— Жить можно, — сдержанно сказал он директору, опасаясь, как бы не перехвалить.

Посетили и красный уголок. Тут, как и положено, — шахматы, шашки, домино. Играй — не хочу! Стенгазета на месте. Давнишняя, правда, еще к майским выпущена… «Неохотно пишут», — оправдываясь, пояснил директор.

— А как мой старик? Проявляет активность? — интересовался Лобода.

— Отказывается наотрез, ни одной заметки не написал.

— Вы б его в хористы вовлекли, — посоветовал сын. — Хоровой кружок у вас работает?

— Да собирается иной раз. Но опять же, поймите: старые люди, не молодежь, не те голоса.

— Ну, это вы моего не слышали, — с гордостью возразил Лобода. — Дома, бывало, как разойдется, так затянет старинную нашу — вся Зачеплянка заслушается. Молодого за пояс заткнет.

— И тут иногда на рыбалке ночью голос подает. Слышим даже здесь. А в кружок не затянешь.

— Казацкая, вольнолюбивая душа!

— Да простим ему это. Ведь у нас все — только добровольно. Не хочешь тут — пой себе на природе, индивидуально. Лес, вода, простор — вот ему и кружок.

Все здесь напоминало санаторий. Даже если бы кто-нибудь из утопистов-социалистов осматривал этот счастливый приют ветеранов труда, и тот, кажется, вряд ли смог бы к чему-нибудь придраться. Так и сказал Лобода-сын директору. Действительно, во всем ощущалась хозяйская рука, только затхлость какая-то всюду, дух старости, что ли… В палатах, в коридорах… Плохо проветривается?

По всему видно, директор уважительно относился к старому Лободе. Хвалил, давал наилучшую характеристику, в частности по работе. Трудяга… Честнейшая душа. Круглый год кухню рыбой снабжает. Не ссорится ни с кем, как те наши пенсионерки, которых иногда и разнимать приходится.

— Ну, и книжки почитывает. Недавно про Чингисхана читал. Ругается. Никаких скидок на дикость, на условия времени… Целая дискуссия у нас с ним была на тему прогресса…

— О, тут его не возьмешь!

— Только тоскует чего-то ваш старик. Выйдет за ворота, сядет и часами может сидеть в непонятной тоске.

Пока они беседовали, задержавшись перед библиотекой, в углу зала, сгорбившись, писал-строчил что-то хилый, одряхлевший человек, маленький, сморщенный, и лицо землисто-серое, точно гриб. Втянул голову в плечи и, не отрываясь от бумаги, строчил, строчил. Лишь изредка, подняв голову, бросал на Лободу злой, желчный взгляд. И на приветствие не ответил, когда Лобода, войдя, по обычаю вежливо поздоровался. «Кто он? Что он пишет так старательно, жадно, без передышки, будто куда-то спешит? Куда тебе, человече, спешить?» — подумал Лобода с неприятным чувством, зародившимся от тех злых, косых взглядов.

А когда вышли в коридор, тихо спросил директора:

— Кто этот… летописец?

— Да это… — замялся директор. — Страшный человек. Во все инстанции строчит.

— Чем-то недоволен?

— Всем на свете. Критикует всех — сверху донизу. Прожженный культовик. Сталинистом, говорит, был и умру сталинистом. Все требует от меня, чтобы я бюст вождя вытащил из чулана и снова во дворе на клумбе поставил… Там он когда-то стоял, но теперь ведь не поставишь?

Тема была скользкая, и Лобода, ничего не ответив, поспешил выйти на веранду. Стал между колоннами в тени. Из лесу донеслась чуть слышная музыка; там идет гулянье, жизнь вокруг кипит, все дышат свежим воздухом, веселятся, развлекаются, а этот уединился, залез, как таракан в щель, и сидит в красном уголке, доносы фабрикует… Есть же типы!