Собор

— Это ты, проклятый?! — прошептал Огюст, неизвестно к кому обращаясь, ибо понимал, что, в сущности, разговаривает с самим собою. — Ну, послушай, оставь меня, освободи… Я же человек! Смертный, слабый человек! Работа, которую я затеял, под силу титанам… И я взялся за неё сам и заставил других, таких же смертных, работать, точно они титаны! Ну хорошо, я — это я. А они? Один уже в лицо назвал меня душегубом!

— И ты испугался? — голос был жесток и насмешлив. — Но без тебя собора не выстроит никто. И все, что совершилось, окажется совершенным зря. Строить должен ты.

— О, не мучай меня! — простонал архитектор. — Пожалей! Я не выдержу дольше…

— Выдержишь. А жалости не проси: она не для таких, как ты. Работай!

— Чёрт бы тебя побрал! — Огюст платком вытер вспотевший лоб. — Есть ты или нет тебя — все равно, черт бы тебя побрал! Я не подам в отставку, не думай! И ни за что бы не подал… Чтоб надо мной смеялись? Все хорошо. Я спокоен, ребенок мертв, собор строится!

Прошло несколько минут. В дверь кабинета поскребся Алексей:

— Август Августович!

Архитектор повернул ключ в замке:

— Какого лешего тебе надо? Я сказал: никому не трогать меня!

— К вам рабочие пришли, — виноватым голосом объяснил Алеша. — С ними один такой высоченный, кудрявый, с оспинами.

— Лажечников? — напрягаясь, спросил Монферран.

— Откуда я знаю, как его зовут? Он из новых, я еще их не всех помню по фамилиям. Ну, резчик по мрамору. Позовите, говорит, барина во что бы то ни стало! Я и туда и сюда, а он, как столб!

— Хорошо! — воскликнул Огюст, выскакивая в коридор. — Я к ним выйду! Но пусть он мне еще скажет слово грубое, я его убью!

Алексей не успел ничего сказать. Хозяин уже сбежал по лестнице и вышел во дворик. Там топтались, неловко озираясь, четверо рабочих. Громадная фигура Лажечникова выделялась среди них.

— Что вам от меня нужно? — спросил главный архитектор.

К его удивлению, Павел неожиданно довольно низко поклонился и проговорил с каким-то странным смущением:

— Мы вот с просьбой… Да я сначала хочу вам сказать, ваша милость… Вы слов моих к сердцу не берите, что я налаял там. У меня язык от такой.

— Твой язык, Пашка, дерьмом мазать надо! — хихикнул за спиною великана кто-то из рабочих.

— А ты, Сивый, помолчи! — отрезал Лажечников. — Я ж, ваша милость, вас не знаю, только-только тут. Ребята мне разъяснили, что к чему… Вы только не подумайте, что я злобы вашей боюсь. Мне жаль, что зазря человека обидел.

— Очень рад, — с невольной язвительностью сказал Огюст. — И ради этого вы ушли с работы и явились ко мне? Что еще?

На резких губах Павла проскользнула теплая улыбка. Он сказал:

— Мы вот чего… Мальчонка-то наш, Егорушка, ведь оклемался!

— Что сделал? — поднял брови Огюст.

— Прочухался, — перевел другой рабочий.

— Жив?! — крикнул Монферран, невольно подаваясь впереди хватая Лажечникова за руку.

— Жив, господин главный архитектор, — подтвердил тот. — Он о крышку-то стукнулся, убился сильно, аж не дышал. А тут вдруг под плащом вашим и зашевелился, застонал, верно, согрелся… Глазоньки открыл да давай мамку звать. А его мамки уже пять годков на свете нету!

— Лекаря звали? — спросил архитектор.

— А то как же? Дали ж вы аж сорок рублей. Лекарь сказал: ничего, не должон помереть малец, только полечить надобно… Ну вот мы и пришли: может вы попросите, чтоб его в больницу определили? Койка-то наша занята, одна-единственная.

Монферран замахал на рабочих руками:

— В больницу? Ребенка? Вы в уме? Его там уморят хуже, чем в бараке! Сюда несите его, живо!

Рабочие опешили.

— Сюды? К вам?

— Ну не к князю же Юсупову!

Роскошный особняк князей Юсуповых находился рядом с домом Монферрана, в двух минутах ходьбы. Когда у Юсуповых устраивались празднества, их знаменитый оркестр нередко мешал Огюсту работать в библиотеке, заставлял в летние вечера затворять окна. Правда, Огюст смотрел на это весело и не злился: в конце концов иной раз он сам любил повеселиться, и беззаботные вечера соседей не портили архитектору настроения. Сейчас Юсуповы вспомнились ему недаром: он вдруг представил себе, что за лицо было бы у сиятельного вельможи Николая Юсупова, выйди он пройтись по набережной и попадись ему навстречу эти чумазые визитеры…

— Говорю вам: несите мальчика сюда. У нас есть где его устроить, пока не поправится. А я за лекарем пошлю. Аня! Алексей! Живо!

Спустя двадцать минут двое из четверых возвратились. С Лажечниковым пришел тот самый парень, которому Огюст давал деньги. На руках у Павла, завернутый в шерстяной плащ, как в люльке, лежал бесчувственный Егорка.

— Куда положим? — беспокойно спросила Элиза, выйдя навстречу рабочим. — Анри, все комнаты внизу заняты.

— Так наверх! — Монферран вбежал по лестнице и, так как Павел, поднявшись за ним, нерешительно затоптался, подскочил к нему — Дай сюда, я сам! В гобеленовую гостиную положим!

И он осторожно отобрал у резчика по мрамору его ношу.