Соблазны бытия

Ну вот, опять. Опять эта резкая, тянущая боль. Теперь уже все говорит о том, что у нее начались схватки. Клемми украдкой взглянула на часы. С момента последней прошло пятнадцать минут. Такая регулярность ее как раз и настораживала. Не хаотично возникающие всплески боли и даже не постоянно ощущаемый дискомфорт, а аккуратные, отмеряемые словно по часам спазмы. Пока они не доставляли ей особых неприятностей, но Клемми знала: скоро схватки могут усилиться. Обязательно усилятся. А потом начнутся роды. Роды – это прекрасно. Роды займут много времени, долгие часы. Можно не опасаться, что она родит прямо здесь, в церкви, в разгар мемориальной службы. Служба продлится чуть больше часа, а когда закончится, она попросит Венецию или Адель… нет, лучше Элспет или Иззи, они не так заняты. Они вызовут «скорую», ее доставят в больницу, и, если судьба смилостивится, ребенок родится уже вечером. Хотя больше шансов, что все-таки завтра…

Она вдруг заметила, что все уже стоят, как того требовала церемония. Клементайн торопливо, насколько это было возможно при ее животе, тоже встала. Боже, как тяжело ей было стоять. Она вновь взяла Кита за руку и улыбнулась Себастьяну. Захваченные атмосферой службы, оба ее мужчины чуть не плакали. Самое неподходящее время, чтобы портить им торжество и сообщать о своих опасениях. Все равно ребенок родится не раньше завтрашнего дня…

* * *

Уже отзвучал первый гимн. Смертельно бледный, Джайлз шел к кафедре. У него дрожали руки, когда он открывал Библию и расправлял ленточку, которой была заложена нужная страница. Джайлз откашлялся и испуганно огляделся по сторонам. Сейчас он откроет рот и не сможет вымолвить ни слова. Но произошло нечто совершенно неожиданное. Он взглянул на Хелену, и жена ему улыбнулась. Теплой, яркой улыбкой, полной ободрения и искренней любви. Эта улыбка перенесла Джайлза в другое время. Не стало церкви, полной знаменитостей… Джайлз сидел дома, обхватив голову руками и в ужасе представляя свою дальнейшую жизнь в армии. Он провалился на отборочной комиссии и теперь пойдет служить не офицером, а рядовым. И тогда Хелена улыбалась ему точно такой же ободряющей улыбкой, полной любви. Второй раз жена возвращала ему веру в себя. Джайлз благодарно улыбнулся ей в ответ и вдруг почувствовал, что страх исчез. Он начал читать. Его голос зазвенел на всю церковь, волнующий и сильный. В этом голосе не было и намека на занудное бормотание, так пугавшее Джайлза… «Дни человека – как трава; как цвет полевой, так он цветет…»

* * *

«А ведь она такой и была, – думал Себастьян. – Прекрасный цветок, чья красота не увядала многие годы. Полевой цветок, не склонявший голову перед бурями и всегда тянувшийся к солнцу». Селия встала перед его мысленным взором. Видение было на удивление четким. Селия, какой он увидел ее впервые, придя к ней в кабинет с рукописью романа. Она сидела за столом, а он читал ей вслух, понимая, что встретил любовь всей своей жизни, и угадывая в ней ответные чувства. Это было удивительное и радостное состояние, которое невозможно отринуть. Но Селия пыталась сражаться со своей любовью, яростно и упорно прогоняя ее из сердца.

– Скажи, что ты любишь меня, – попросил он однажды.

– Не могу. Я действительно не могу.

Она изо всех сил старалась сохранить верность Оливеру, но только мучилась, злилась и страдала.

Себастьян вспоминал, как она сказала, что не уйдет от Оливера. Горе переполняло их обоих и казалось невыносимым. Потом ему вспомнилось рождение Кита. Себастьян навестил ее в больнице. Ему не удалось остаться с ней наедине. В палате были и другие люди, но ему казалось, что там только Селия и их сын. В те минуты он чувствовал удивительную близость и единение их троих… Следующее воспоминание перенесло его в страшную ночь смерти Пандоры. Тогда любовь Селии к нему оказалась выше ее собственной ревности и злости на него за этот брак. А сама Селия осталась его единственным утешением в мире.

В последние минуты ее жизни они все-таки были вместе, только вдвоем, и Себастьян вдруг понял, какой величайший подарок сделала ему судьба.

* * *

Звучал «Panis Angelicus», один из самых прекрасных гимнов. Он помогал лорду Ардену идти к кафедре. Библия, лежавшая там, уже была открыта на нужной главе Первого послания к коринфянам. Ему оставалось только прочесть избранный отрывок. Но лорд Арден вдруг почувствовал, что этого мало. Он должен добавить что-то и от себя.

– Я бы хотел сказать несколько слов…

Лорд Арден удивился, насколько легко и сильно звучит его голос. Других это тоже удивило. Они знали, как он всегда нервничал, если нужно было просто что-то прочитать вслух, не говоря уже о выступлении перед столь внушительной аудиторией.