Соблазны бытия

Дорогая Элспет!

В тот момент, когда я пишу тебе это письмо, ты представляешь новое, молодое поколение семьи Литтон. Я пишу в надежде увидеть успешное осуществление моих пожеланий. Ты представляешься мне на редкость компетентным человеком. Твое восхождение по карьерной лестнице будет очень быстрым. Возможно, к моменту получения моего письма ты уже займешь место Селии! Меня бы это не удивило.

Я внесла дополнение в свое завещание. Один экземпляр этого дополнения отправлен моему нью-йоркскому адвокату, второй я прилагаю к письму, которое ты сейчас держишь в руках. Согласно дополнению, в случае моей смерти акции «Литтонс – Лондон» должны быть полностью возвращены семье Литтон. Там их настоящее место, и туда они должны вернуться. Тщательно береги их и «Литтонс»!

Со всей моей любовью,

Барти

– Удивляюсь, почему она еще тогда ничего не сказала ни тебе, ни нам, – задумчиво произнесла Венеция.

– А я знаю почему, – ответила Элспет. – Это было бы как бомба. Всем бы сразу захотелось получить свою долю. Начались бы ссоры, борьба за главенствование. Издательство сделалось бы жутким местом. А руководство Барти всех более или менее устраивало. Ведь она как-никак принадлежала к семье.

– Да, – холодно согласилась Венеция. – В какой-то мере принадлежала.

Элспет изумленно посмотрела на мать. Она всегда замечала враждебность, проявлявшуюся к Барти и у ее матери, и у Адели. Сейчас она получила еще одно подтверждение. В чем причина? Наверное, в давней зависти. Сколько Элспет помнила, Селия всегда хвалила Барти, говорила о ее уме и достижениях. Такое раздражало. Элспет сама видела, как ревниво и завистливо вела себя мать, когда бабушка начинала превозносить их с Кейром таланты.

– Во всяком случае, – тон Венеции сменился на радостно-беззаботный, – мы больше не увидим твоего друга и наставника мистера Форреста. Думаю, ты будешь по нему скучать.

«Боже, неужели и мать знает?» – с ужасом подумала Элспет. А вдруг это перестало быть секретом? Значит, и Кейр тоже знает?

– Да, я буду по нему скучать, – сказала Элспет, спокойно выдерживая материнский взгляд. – Должна сказать, мне он нравился. Он меня воодушевлял.

– А мне от его идей хотелось выскочить в окно, – призналась Венеция.

* * *

Джайлз решил до поры до времени никому не рассказывать о дневниках, ставших для него новым источником беспокойства. Он приносил по нескольку томиков домой, прочитывал, а затем уносил обратно и запирал в сейф.

Хелене эта секретность мужа очень не нравилась. Она считала дневники слишком важными и слишком откровенными, чтобы их скрывать. По ее мнению, семья должна знать о существовании дневников и совместно решать их дальнейшую участь. Всю свою замужнюю жизнь Хелена видела от Селии лишь неприятности и унижения. Это сделало ее циничной по отношению к свекрови. У Хелены не было ни малейшего желания защищать Селию и память о ней. У Джайлза после прочтения материнских дневников возникло противоположное желание. В защите нуждалась не только репутация Селии, но и репутация всей семьи. Сокрытие дневников он считал лучшим способом защиты. Он убеждал себя и Хелену, что необходимо подождать, пока первоначальная острота горя не сгладится и драма смерти Селии не отойдет в прошлое. Интуиция подсказывала ему, что дневники вообще нельзя показывать кому бы то ни было. По мнению Хелены, это было все равно что наткнуться на труп, но смолчать, чтобы никого не подставлять под удар. Решение мужа она назвала излишне самоуверенным и в корне неверным. Но Хелена слишком долго была хорошей женой, чтобы пойти против воли мужа. К тому же она уважала решение Джайлза, а потому хранила молчание.

Дневники были ужасающе откровенными, полными не только воспоминаний, но и наблюдений. Когда Джайлз их читал, у него возникало ощущение, будто мать сидит рядом и рассказывает ему сама. Точнее, шепчет на ухо свои нескончаемые наблюдения и суждения. Что-то было ему знакомо, но что-то явилось настоящим откровением. После чтения у него возникало тягостное чувство, будто он подглядывает за матерью. Никакого удовольствия дневники Селии ему не приносили.