Прошлым вечером она много чего наговорила Бальтазару, а потом не спала всю ночь, гадая, была ли она с ним искренней. Ведь ему достаточно просто посмотреть на нее, чтобы она задрожала.
После шести недель одиночества она обнаружила, что ей нравится эта дрожь. Может, даже больше, чем следовало бы.
– Я хочу, чтобы сказанное мной было правдой, – произнесла она, глядя на свое отражение в зеркале и прижимая руку к животу. Ее ребенок рос с каждым днем. Время шло, и не важно, что она говорила или не говорила мужчине, вынужденному жениться на ней. – Этого будет достаточно.
Кендра уложила волосы, собрав их на макушке в беспорядочный пучок, который выглядел скорее театрально, чем небрежно. Она нанесла немного блеска на губы и отказалась от румян, потому что они ей были не нужны. Она не замаскировала свои веснушки и не накрасила глаза.
И как ни странно, она почувствовала себя свободной.
Она знала: если бы она выходила замуж за того, кого выбрали ей родители, свадьба была бы совсем иной. Она торчала бы в доме своих родителей в Коннектикуте, надев более традиционное платье, и пялилась бы на огромный шатер на лужайке. Была бы фата, церковь и куча сопровождающих. А в списке гостей были бы люди, которых она не знала и не хотела знать.
Наверное, она ни разу не мечтала о дне своей свадьбы, потому что все в ее жизни было предрешено. Она бы точно не выглядела такой счастливой, как сейчас.
Кендра тут же сказала себе, что она просто похорошела из‑за беременности. Она сияет изнутри благодаря малышу.
Хотя Кендра утверждала, что не хочет выходить за замуж за Бальтазара, она вела себя как краснеющая и нетерпеливая невеста. Она ждала, что реальность вразумит ее, но этого не произошло. Потому что все происходящее было реальностью. Она вынашивает ребенка и должна выйти замуж.
И это было намного лучше того, что ждало ее в Коннектикуте.
Экономка проводила ее по просторной вилле с белыми стенами и вьющимися цветами со всех сторон, а затем вывела на улицу. Минуя террасы и руины старинной часовни, они зашагали к маленькому алтарю на склоне утеса.
Кендру ждали три человека, которые, как ей показалось, зависли между необъятным голубым небом и залитым солнцем морем. Бальтазар в черном был, как обычно, суровым и неулыбчивым. Священник. И еще один незнакомый мужчина, увидев которого Кендра сразу догадалась, кто он.
Константин Скалас выглядел слегка потрепанным и удивленным, словно только что переспал с супермоделью и торопливо пришел на церемонию.
Когда она подошла ближе, сжимая в руках белые гардении, Бальтазар и священник уставились на нее с разной степенью оценки. Константин только ухмыльнулся.
Кендра напомнила себе, что она хочет получить удовольствие от свадьбы, поэтому лучезарно улыбнулась всем троим мужчинам.
– Невеста в белом, – мрачно пробормотал Бальтазар, взяв ее за руку, но не нахмурился. – Будем надеяться, что Бог не покарает нас прямо сейчас.
– Сегодня наш ребенок станет законным, Бальтазар, – ответила она, улыбаясь ему. И бойко прибавила, когда он хмуро посмотрел на нее: – Давай порадуемся этому.
Церемония проводилась на греческом и английском языках. Новобрачных трижды благословляли. Константин трижды обменивал у них кольца. Были свечи и венцы, соединение рук и тройной церемониальный обход вокруг алтаря.
Кендру не могли не тронуть древние слова и традиции. Как ни странно, свадьба, которой она не хотела, подарила ей надежду.
Она держалась за эти ощущения, когда все закончилось. Бальтазар и его брат куда‑то ушли. Панайота сунула ей в руки небольшой мешочек с куфетой – засахаренным миндалем – и ушла вместе со священником.
Кендра провела первые минуты в качестве жены Бальтазара Скаласа в красивом платье с гардениями и засахаренным миндалем в руках одна у алтаря. Не желая отказываться от незаслуженной надежды, которая пронизывала ее, как ветерок.
Подойдя к перилам, она посмотрела на темно‑синее Эгейское море. Она не знала, как долго простояла там, но сразу почувствовала, когда вернулся Бальтазар. Его задумчивая, потрескивающая энергия окутала ее, словно он приносил с собой бурю, куда бы он ни пошел.
– Должна признаться, – сказала она, не глядя на него, когда он приблизился к ней, – я думала, что буду чувствовать себя иначе.
– Ты должна чувствовать себя иначе. Ты больше не Коннолли. – Он произнес эти слова так, будто фамилию Коннолли носили крысы. – Ты Скалас.
Они оба стояли и смотрели, как вертолет поднимается в воздух с площадки, унося с собой Константина и невеселого священника обратно на материк. Еще долго после того, как шум вертолета затих, они оставались у свадебного алтаря.
Наконец Кендра повернулась и взглянула в неприветливое лицо своего мужа. У нее на пальце было два тяжелых кольца, доказывающих ее замужество. Более того, она вынашивала его ребенка.
Она старалась удержать ощущение надежды. Но она не понимала, как можно чувствовать связь с этим мужчиной, не видя ни намека на желание сблизиться на его суровом, отстраненном лице.
– Что теперь? – тихо спросила она. – Начинаются унижения и наказания?