Собиратель реликвий

Судя по всему, Ростанг питал особую приязнь к Магде. Он повернулся к ней и сказал:

— Я бы и тебе с радостью предложил поучаствовать, но его высочество чрезвычайно взыскательны и требуют, чтобы в картине Тайной вечери все было соблюдено до мельчайших подробностей. Женщин там не было. Хотя некоторые и утверждают, что там присутствовала Магдалина.

— Понимаю, — сказала Магда. — Позвольте мне хотя бы помочь в приготовлениях. Говорят, на кухне нужны помощники. Как только представление начнется, я немедленно уйду. Чтобы его высочество наслаждался полной аутентичностью.

— Благослови тебя Господь, м-гм! Кстати, на Тайную вечерю допускаются только непосредственные участники.

— Неужели зрителей совсем не будет? — удивился Дисмас. — Ведь живая картина — это представление.

— Обычно так оно и есть, но только не в данном случае. Герцог считает, что это слишком сокровенная тема. В конце концов, на Тайной вечере не было зрителей.

— Хм, в общем, да… А плащаница там будет?

— Ковчег поставят в центре стола, но саван Господень являть не станут. Зато ковчег послужит великолепным украшением. М-гм!

— Да, украшение бесподобное, — улыбнулся Дисмас.

И тут его осенило. Он вспомнил недавно прочитанный евангельский пассаж.

— Мастер Ростанг, вам знакомо Евангелие от Иоанна?

— Полагаю, что имею о нем некоторое представление, м-гм! — с притворной обидой ответил Ростанг.

— Мой господин хотел бы внести свою лепту в завтрашнее действо, в знак благодарности герцогу. Кое-что из Евангелия от Иоанна.

— Что именно?

— Если помните, там говорится, что на третий день, когда Магдалина пришла к гробнице Иисуса, то заглянула внутрь и увидела… Ну, припоминаете?

— Двух ангелов! В белых одеждах, м-гм! — воскликнул Ростанг.

— Именно, — кивнул Дисмас. — Двух ангелов, сидящих по обе стороны плащаницы.

— М-гм!

41. Что у Иисуса на уме

— А у нас хватит этого дерьма? — спросил Кунрат.

— Не называй его так, — сказала Магда. — Думаю, что хватит. Должно хватить. Ну, по ходу дела выясним.

— Как-то стремно…

— Если не хватит, то я подам вам с Нуткером сигнал. — Дисмас дважды ущипнул кончик носа. — Вот такой. Он означает, что операция отменяется. Если увидите, что я так делаю, то просто войдете, поизображаете благодать и удалитесь. Ничего больше.

— А как это — благодать? — спросил Ункс.

— Будто ангелы, — пояснила Магда и кивком головы указала на Кунрата с Нуткером. — У этих двоих само собой получится. Чисто ангелы небесные.

— Это они-то? Ха!

— Неплохой план, Дисмас, — сказал Кунрат. — Может, это даже и хороший план, но его успех зависит от всяких мелочей, причем должна сработать каждая. Может, все-таки запалим капеллу? В дыму и суматохе легко проберемся к алтарю, подденем решетку ломом, и — фьють! — только нас и видели.

— Кунрат, ну сколько можно! Нет, мы не станем устраивать пожар в Святой капелле. Кстати, моли Господа, чтобы Он не услышал, как ты предлагаешь такую дикость. Еще раз напоминаю, мы осуществляем богоугодное деяние — способствуем перенесению плащаницы, чтобы уберечь ее от похищения герцогом Урбинским и Карафой!

— А что еще тебе сказал Иисус? — простонал Маркус. — Давно ты с Ним беседовал?

— Не святотатствуй, Маркус. Герцог Урбинский и Карафа замыслили выкрасть плащаницу. Я в этом совершенно уверен.

— А если не замыслили? — спросил Кунрат.

— Тогда они преспокойно отправятся в Париж, на крестины французского засранца. И если наш план сработает, мы успешно перенесем Шамберийскую плащаницу.

— И что потом?

— Как ты думаешь, Кунрат, что нам делать с плащаницей? — со вздохом спросил Дисмас.

— А ты знаешь, какой у нас приказ? Доставить плащаницу Альбрехту. Но сначала прикончить тебя.

Магда ахнула.

— Не волнуйся, сестренка, — сказал Кунрат. — Это у нас раньше был такой приказ. Теперь-то мы все — друзья.

Магда расцеловала Кунрата, а потом и Нуткера с Унксом:

— Какие вы все-таки молодцы!

Ландскнехты зарделись.

— Но раз мы друзья, то надо сообща решить, что делать с добычей, — продолжил Кунрат. — Как по мне, надо отвезти ее в Базель и продать на Дисмасовой ярмарке святынь. Сколько нам за нее дадут?

Дисмас прикинул в уме. Представил себе эту сцену. Шенк придет в восторг.

— Кучу денег, — сказал он. — Но сделку придется совершать втихаря. Не можем же мы заявиться в Базель и сказать, мол, тут у нас Шамберийская плащаница, свежевыкраденная у герцога Савойского… Надо будет потихоньку выйти на десяток основных маклеров и посмотреть, что скажет рынок.

— А что скажет рынок? Сколько дадут?

— Очень много, Кунрат. Столько, что каждому из нас до конца жизни можно будет не беспокоиться о деньгах.

Ункс радостно потер руки.

— Но прежде чем подсчитывать наши шекели, давайте подумаем, чего бы хотелось Иисусу, — продолжил Дисмас. — Хотелось бы Ему, чтобы мы выкрали Его саван у герцога Карла и продали покупателю, предложившему лучшую цену?

— Он же сам говорил, мол, блаженны нищие,^{48} — напомнил Кунрат. — А мы и есть нищие.

— Верно подмечено, — согласился Нуткер.

— Если вам хочется цитировать Писание, то в данном случае больше подходит другое, — сказал Дисмас. — «И делили одежды Его, бросая жребий».^{49}