Собиратель реликвий

Ростанг по-прежнему лучился радушием, однако уныло опущенные плечи свидетельствовали, что исполнение герцогского приказа не сулит никакой радости.

— В этих апартаментах уже кто-то проживает? — осведомился Дисмас.

— Увы, так оно и есть, м-гм, — ответил Ростанг.

— Неловко получилось…

— М-гм! Очень неловко.

— Позволено ли будет узнать, чьи это апартаменты?

— Квимпера, архидьякона Святой капеллы.

Прелестно, подумал Дисмас. Значит, по милости незваных гостей хранителя плащаницы вышвыривают из его собственного дома. Это, несомненно, поспособствует установлению добрых отношений!

— Мой господин придет в ужас, если узнает, что стеснил архидьякона, — с напускным смятением сказал Дисмас. — Прошу вас, не беспокойтесь, мастер Ростанг. Мы прекрасно устроились в городском саду.

Ростанг удивленно посмотрел на Дисмаса:

— Вы опасаетесь стеснить архидьякона, м-гм? — Он пожал плечами. — Дьякон — прислуга, как и мы с вами. Ему не впервой освобождать свои апартаменты для высокопоставленных гостей.

— Может быть, я переживаю именно потому, что сам прислуга?

— М-гм… Как давно вы состоите в услужении, мастер Руфус?

— Ну, не то чтобы давно…

— М-гм! — снова пискнул Ростанг. — Оно и заметно. Не стоит сочувствовать Квимперу. Всякое бывает. Видите ли, такова природа вещей. Они случаются.

— Да вы философ, мастер Ростанг.

— Что вы, я исключительно практичный человек, м-гм! Я состою на службе у Карла Доброго. И время от времени, как вы сейчас сами убедитесь, мне приходится играть роль Ростанга Поганого.

— Философия чистой воды!

— Гераклит утверждает, что основной закон вселенной — изменчивость, не так ли? Так объемлем же перемены, прежде чем перемены объемлют нас. Ну, вот мы и пришли. Самое время напустить на себя скорбный вид, м-гм.

31. Три волхва

Дюрер настежь распахнул ставни нового жилья. Ландскнехты и сестра Хильдегарда отправились обследовать комнаты архидьяконовых покоев, все еще хранившие тепло недавнего присутствия прежних обитателей: архидьякона Квимпера и его прислуги, которая, похоже, целиком состояла из миловидных юношей деликатного сложения.

— Сгодится, — провозгласил Дюрер.

Апартаменты располагались в третьем этаже, напротив крепостной стены, где будет вывешена плащаница. Едва не на расстоянии вытянутой руки от окна! «Неужели Господь благоволит нашей затее? С чего бы Он вдруг так озаботился?» — гадал Дисмас.

— Архидьякон Квимпер затрепетал от счастья, прослышав, что его выгнали из дома, — сказал он Дюреру. — При встрече раскланяйся с ним повежливее, вот как с герцогом Урбинским.

— Я не предлагал выселить архидьякона, — хмыкнул Дюрер. — А итальяшке поклонился, чтобы не лобызать гнойные язвы на его руке. Фу, гадость! — поморщился он.

— Ты произвел хорошее впечатление на вельмож, но мы нажили врага, который очень некстати является хранителем плащаницы.

— Я приглашу его погостить в Шрамберге, в моем родовом замке.

— Он будет на седьмом небе от счастья.

— Лучше подумай, что мне надеть на банкет. Не идти же в этих лохмотьях?

— Ах, я еще и камердинер?

— Да. Тем более что все это — твоя затея. Подыщи что-нибудь соответствующее моему статусу. Элегантное, но без изысков.

— Соответствующее твоему статусу? — переспросил Дисмас, сдернул скатерть со стола и швырнул Дюреру. — Держи. Как нельзя лучше соответствует твоему статусу. Мне ровным счетом начхать и высморкаться, что ты на себя напялишь.

— Вы снова за свое? — спросила Магда. — Да за такое везение нужно на коленях возносить осанны Господу, а не шипеть друг на друга, как два гусака!

В дверь постучали. Двое слуг по распоряжению Ростанга принесли целый гардероб щегольских туалетов для графа Лотара и придворное платье для камердинера Руфуса. Весьма своевременное их появление странным и немного жутковатым образом подтверждало справедливость только что сделанного Магдой упрека. «Неужели Господь действительно им помогает? — мысленно ахнул Дисмас. — Неужели Шамберийская плащаница и вправду возжелала перенесения, и не куда-нибудь, а именно в Майнц?! О чем там Всевышний себе думает?!»

Герцог Карл дипломатично усадил герцога Урбинского и кардинала Арагонского по правую руку от себя, а графа Лотара — по левую.

Камергер Руфус занял подобающее место в нескольких шагах позади своего господина. Туда доносились не только застольные беседы, но, к несчастью, и дразнящие ароматы роскошных яств.

За спиной герцога Урбинского встал ровесник Дисмаса, некий синьор Карафа, как называл его Лоренцо. Карафа был одет сплошь в черное, скромно, но элегантно: башмаки, чулки, пышные панталоны в складку и узкий дублет с собольей оторочкой. Дисмас отметил про себя, что итальянцы экипируют своих слуг лучше, чем одеваются многие дворяне на севере империи. Курфюрст Фридрих совершенно не радел о своем гардеробе и порой больше напоминал провинциального бургомистра, нежели правителя Саксонии.