Собиратель реликвий

— Твоя образованность и утонченность. Ты поистине гражданин мира. Ты бывал при дворах…

— Ты тоже.

— Да, бывал, но при германских. Майнцу и Виттенбергу далеко до великолепия итальянских и других европейских дворов. Ты встречался с папой римским. Ты знаком с Рафаэлем и с прочими знаменитыми живописцами. С Тицианом! Ты — прирожденный аристократ и можешь общаться на равных с герцогами, королями и императорами. А я всего лишь, как ты выражаешься, неотесанная швейцарская деревенщина.

— Все, хватит. Я подумаю.

Дюрер остался думать думы, а Дисмас вышел на улицу развеяться. Спустя час он вернулся и не застал в подвале никого, кроме Дюрера и Магды: ландскнехты отправились на кобеляж.

— Сволочь ты! — злобно бросил Дюрер и вышел вон.

Дисмас сел к столу, на котором было разложено аптекарское хозяйство Магды, и спросил:

— Что это с Нарсом?

— Да так, ребята с ним поговорили, — сказала Магда, помешивая варево в горшке. — Я кое-что слышала.

— Вот как?

— Вдохновение порой приходит из самых неожиданных мест, — улыбнулась Магда.

— Я не просил их пригрозить Нарсу. Кинжалом у горла никого не вдохновишь.

— Никаких кинжалов не было.

— Одни только ласковые увещания?

— Ну, был помянут молоток. И пальцы. И воздействие, оказываемое первым на вторые, с последствиями для занятий живописью.

— Он же не поверит, что я их не наущал! — простонал Дисмас.

— Я с ним поговорю. Меня он послушает.

— Он упрямец, как все богемцы.

— А почему ты улыбаешься?

— Жалею, что не видел, как он беседовал с ландскнехтами.

29. Ростанг

Все шестеро собрались в городском саду, старательно изображая паломников.

Демонстративно не глядя ни на кого, Дюрер прислонился к стволу платана и застыл в позе, которая напомнила Магде изображения Иисуса в Гефсиманском саду.

— Наверное, шепчет: «Господи, да минует меня чаша сия!»^{30} — хмыкнул Дисмас.

Уныние, презрение и гнев, сквозившие в чертах Нарса, вкупе с белым одеянием паломника странным образом придавали ему весьма аристократический вид. Остальные с радостью избавились от кусачих монашеских ряс. Белые холщовые балахоны были куда удобнее хламид из грубой шерсти. Только Магда осталась в облачении монахини.

Дисмас подошел к Дюреру:

— Послушай, как бы ты на меня ни злился, если к нам придут, умоляю, ради всего святого, сыграй положенную роль! Иначе нам всем крышка.

Незадолго до того Дюрер явился к воротам замка и вручил невозмутимым стражникам послание для герцога Савойского. Следуя наставлениям Дисмаса, Нарс непринужденно побеседовал с начальником караула, чтобы тот запомнил его в лицо. Это требовалось из чисто практических соображений: зная внешность императорского крестника, его будет легче отыскать. Как будто ненароком Нарс упомянул и прелести городского сада, где благородный паломник и его спутники нашли пристанище.

— Долго еще ждать? — ворчливо спросил Дюрер. — Мы тут уже который час торчим! Никто к нам не придет. Пошли отсюда.

— Терпение, ваша милость, — сказал Дисмас.

— Если бы хотели, то давно бы уж пришли. Все, надоело! Сворачиваем балаган.

— К чему такая спешка? Здесь всяко приятнее, чем в подвале с пауками.

— Так, жду еще час, а потом катись вся эта затея к чертям собачьим.

Дисмас не сводил глаз с ворот Затворников. Спустя несколько минут из замка вышел важный пожилой господин в сопровождении стражника и направился к городскому саду.

— Приготовились! — скомандовал Дисмас. — И не забывайте, кто вы такие. Мой господин… Мой господин граф Лотар?!

— Чего тебе? — отозвался Дюрер, упрямо подпирая платан и не оборачиваясь.

— Извольте повернуться, чтобы вас заметили.

При виде стражника Дюрер жалобно простонал:

— Дис…

— Не трусь, — подбодрил его Дисмас. — Из тебя выйдет прекрасный граф. Ты ведь жуткий сноб. Вот и встретишься с собой на равных.

— Иди в жопу.

— Ш-ш-ш!

Стражник указал на Дюрера.

— Внимание, — сказал Дисмас. — По местам! Представление начинается.

Пожилой господин подошел и обратился к Дюреру:

— С вашего позволения, вы, случайно, не граф Лотар фон Шрамберг?

Побледневший Дюрер кашлянул и запинаясь выдавил:

— Я?.. Э-э-э… к-хм… ну, это… к-хм… э-э-э…

— Ваша милость, — поклонился господин.

— А?

— Позвольте представиться. Я — Ростанг, камергер его высочества Карла, герцога Савойского, м-гм.

— Да?.. Хм… Э-э-э… Здрасьте.

Дисмас мысленно дал Дюреру пинка. Когда Нарс успел обзавестись боязнью сцены? Он мнил себя выше многих коронованных особ, а тут вдруг проглотил язык, завидев камергера. «Соберись, тряпка!»

— Мы получили ваше послание, м-гм.

Похоже, пожилой господин страдал речевым тиком.

— Послание? Ах да… послание… ну, это просто…

Дисмас вклинился между ними, едва не оттолкнув Дюрера плечом:

— Позвольте представиться. Я — Руфус, камергер графа. К сожалению, мой господин пребывает в смятении чувств. Он истощал себя постом и молитвой с тех самых пор, как прибыл в Шамбери. Да и от Шрамберга путь неблизкий.

— Разумеется, разумеется, м-гм!

Ростанг, старик лет шестидесяти, был высок, сухощав и щеголеват, с аккуратно подстриженной белоснежной бородкой и пытливым дружелюбным взглядом. Длинный нос заставлял камергера чуть запрокидывать голову, будто целясь в птицу.