На рассвете следующего дня Магда открыла глаза.
Дюрер и ландскнехты устроили во дворе всенощное бдение. Как только Дисмас объявил, что Магда пришла в себя, они рухнули на колени и принялись горячо молиться. Нуткер всхлипывал и что-то бормотал. Дисмас в изумлении глядел на них. Он ни разу в жизни не видел ландскнехта за молитвой, тем более за слезной.
Магда ничего не помнила о том, что произошло на лугу, но сразу же узнала Парацельса, хотя не видела его много лет. Вчерашней раздражительности Парацельса как не бывало. Он стал воплощением доброты. Магду оставили в клинике до полного выздоровления и пригласили круглосуточных сиделок — монахинь из соседнего монастыря. Парацельс ласково сжал ее ладонь и поцеловал Магду в лоб.
Дисмас, Дюрер и ландскнехты сняли комнаты в юго-восточной части города, на постоялом дворе с претенциозным названием «Райские кущи», по соседству с бумажной мануфактурой. От нее на всю округу несло тухлыми яйцами и серой — далеко не райское благоухание. Однако постоялый двор также находился совсем рядом с воротами Святого Альбания, что давало возможность в случае чего быстро покинуть город.
Дисмас сдержал обещание и обеспечил ландскнехтам вечер пудендального плезира в «Кисе-мурлыке». Они звали с собой и Дисмаса с Дюрером, но те вежливо отказались. Дисмас был не в настроении для вакхических утех. А Дюрер, во-первых, был примерным семьянином, а во-вторых, панически боялся подхватить французку.
— Вернутся с целым букетом, помяни мое слово, — сказал он Дисмасу. — Одна ночь на Венере, а потом всю жизнь на Меркурии.{22}
Парацельс недавно изобрел новый способ лечения сифилиса, заключавшийся в применении малых доз ртути. Способ был несколько эффективнее, чем самое популярное в то время «лекарство» — гваяковый эликсир, поставляемый из Нового Света, как, впрочем, и сама зараза. Эликсир получали путем дистилляции смолы гваякового дерева, называемого также
Парацельс саркастически отзывался о гваяковом эликсире, почитая его раздутую популярность результатом взаимовыгодного сговора между Фуггером и Римом. Мало того, лекарь заявлял об этом открыто и громогласно, невзирая на то что за подобные инкриминации можно было запросто отправиться в каземат, а то и на виселицу. Парацельс относился к властям с тем же презрительным высокомерием, что и Лютер. Вдобавок они оба были, если так можно выразиться, поджигателями. Лютер, которого неустанно клеймили в папских буллах, публично предал огню одну из них. Парацельс, желая выразить свое отношение к Авиценне и Галену, сжег груду их трудов.
— Так что, продолжаем поход? — спросил Дюрер.
— В Шамбери-то? А что, у меня есть выбор? Очень не хочется вечно гореть в аду.
— Но ведь Лютер утверждает…
— Нарс, Лютера объявили еретиком. Я не хочу рисковать своей бессмертной душой, полагаясь на его… теории. Если хочешь, отправляйся домой. Я тебя отпускаю.
— Но ведь это же я во всем виноват!
— Совершенно верно, Нарс. Вот и живи с этим. И вообще, у тебя есть зачем жить: жена, картины. А моя песенка спета. Альбрехт наложил на меня епитимью лишь для того, чтобы расправиться со мной, не ввязываясь в войну с Фридрихом.
— А как же Магда?
— Ей здесь будет хорошо. Парацельс относится к ней словно к дочери.
— А если я сделаю копию? — предложил Дюрер.
— Копию плащаницы? — хмыкнул Дисмас. — Да уж, я знаю, ты можешь.
— Я же хочу помочь, Дис.
— Спасибо. Я и без твоей помощи найду свою смерть.
— Если я сделаю абсолютно точную копию, то… плащаницу можно будет подменить.
— Ага. Отличная мысль. Ступай к герцогу. Мол, здравствуйте, меня зовут Дюрер, я художник, пришел снять точную копию с вашей плащаницы, а потом подменить ею настоящую. Не угодно ли дать мне ключики? Да-да, от всех замков. Четыре штучки.
— Хорош глумиться.
— А ты не подставляйся.
— Он же собирается выставить ее на всеобщее обозрение, так?
— Да. Вывесит ее на стене замка. Если сможешь сделать точную копию с такого расстояния, стоя в толпе, то у тебя просто орлиный глаз.
— А если взять подзорную трубу?
— Еще лучше, — усмехнулся Дисмас. — Ставь посреди площади мольберт и пялься в подзорную трубу. Гениально.
— Меня это как-то не вдохновляет.
Дисмас всплеснул руками:
— А ты попробуй представить, что тебе удалось снять точную копию. Вдохновляет? Вот только что дальше? Как подменить настоящую плащаницу?
— Как до этого дойдет, тогда и разберемся.
— Погоди, ты все-таки пойдешь со мной в Шамбери?
— Я, как и ты, не намерен вечно гореть в аду.
— Ты же был заодно с Лютером?
— А вот теперь не знаю. Может, Лютер и ошибается. А может, я просто не хочу, чтобы твой зачуханный призрак преследовал меня всю жизнь. Я не о тебе беспокоюсь, а о себе.
— О себе? Ну тогда все ясно, — улыбнулся Дисмас.