Собиратель реликвий

Кардинал на стене приобрел неоспоримое сходство с Альбрехтом, примасом Германии и кардиналом Бранденбургским.

— О господи, Нарс, пойдем-ка отсюда, пока нас не упекли за решетку.

— Я еще Лютера хотел нарисовать…

— Ты же обожаешь Лютера.

— И хочу воздать ему должное. Нарисую, как Лютер дает Смерти под зад.

— Он будет польщен. Идем уже!

Когда они отошли на безопасное расстояние, Дюрер спросил:

— А что с тобой было-то, у стены?

— Потом расскажу. Сначала нужно выпить.

На соборной площади в верхнем городе они купили пива и расположились на тенистой террасе под липами. День был ясный. От панорамы гор на востоке захватывало дух. Виден был даже Шварцвальд. Выпивка несколько успокоила Дисмаса. Дюрер тем временем разглагольствовал на тему религиозной живописи.

— Какая дерьмовая фреска, — сокрушался он. — У базельцев денег навалом, могли бы обратиться к живописцу поприличнее.

— Например, к Кранаху?

Дюрер презрительно фыркнул:

— Дело ведь не в качестве исполнения. Церковники хотят запугать верующих, чтобы от ужаса у них развязались и пупки, и кошельки. Неспроста фреска украшает стену крестового хода церкви Проповедника.

— Пока что проповедничаешь ты.

— Знаешь, кому надо было заказать? Босху.

— Какому еще Босху?

— Какому еще Босху?! — Дюрер укоризненно покачал головой. — Я постоянно забываю, что имею дело с неотесанной швейцарской деревенщиной.

— Что ж, отесывай.

— Иероним Босх, голландец, помер года три назад. У него есть один триптих… Триптих — это три…

— Да-да, я знаю, что такое триптих.

— Так вот, он называется «Сад земных наслаждений». Я чуть было не обосрался со страху, когда увидел. Сердце захолонуло. На одной панели изображен ад. Знаешь, я потом целую неделю глаз не сомкнул, кошмары мучили. По сравнению с этим Дантов ад — летний пейзажик. Если бы отцы города заказали фреску Босху, то сегодня Базель именовали бы Градом Святым и обителью ангелов. Из страха оказаться в Босховом аду жители не совершали бы даже ничтожных прегрешений. Можно было бы…

— Дисмас?!

Шенк. Распорядитель ярмарки святынь. Вот же черт принес.

— А, Франц. Какая встреча! — Дисмас встал из-за стола. — Это мой приятель… Генрих, — представил он Дюрера.

Не дожидаясь приглашения, Шенк уселся рядом.

— Какими судьбами? Не сезон же вроде, — осведомился он своим обычным тоном пройдохи.

— И не покупаю, и не продаю. Так, заехал по пути.

— По пути? По пути куда? Выкладывай, нечего тут.

— В Милан.

— Ах, в Милан… — В глазах Шенка сверкнуло любопытство. — А что у нас в Милане?

Дисмас с притворным испугом огляделся и зашептал, как заговорщик:

— Истинный Крест Господень. Цельный.

Шенк расхохотался:

— Значит, у тебя денег полным-полно. Запросто можешь угостить меня пивком!

Дисмас заказал всем по кружке непотребно дорогущего пива из Торгау.

Они завели непринужденную беседу ни о чем. Вдруг Дисмас заметил, что Шенк изумленно разглядывает его руки. Черт, он же снял перчатки там, у стены, а надеть забыл!

— Боже милосердный, что с тобой стряслось?

— Это-то? Да так… Поранился. Очень по-дурацки вышло.

Шенк продолжал глазеть на симметричные отверстия между большими и указательными пальцами Дисмаса. Как можно так пораниться?

Дисмас, все еще потрясенный фреской, лихорадочно придумывал мало-мальски приемлемое объяснение, но голова отказывалась соображать. Шенк ждал ответа.

— Он молчит из вежливости, — вмешался Дюрер. — Это я виноват.

— Вы? Но как…

— Мы пошли на охоту. Было холодно. Очень холодно, да… Дисмас хотел согреть руки, сложил их лодочкой и поднес к губам. Ну, чтобы подышать на них, понимаете? А я, дурак криворукий, как раз заряжал арбалет. Тетива сорвалась, и болт прошил бедняге ладони. Обе разом. Хорошо, что не щеки, а то при местных ценах на пиво он бы давно разорился.

— Боже милостивый, какие страсти!

— Ага, — кивнул Дисмас. — Ужас как больно. Зато теперь у меня есть стигматы. — Он раскрыл ладони и ухмыльнулся. — Что доказывает и без того известную истину: я — святой.

Шенк рассмеялся.

— Да что это мы все про меня да про меня! — воскликнул Дисмас. — У вас-то что тут новенького?

— Новенького? Да много всякого. На позапрошлой неделе Отто Хенгер проездом останавливался. Он поехал в Далмацию за челюстью святого Иеронима. Семь нетронутых зубов, в прекрасном состоянии. — Шенк удрученно покачал головой. — Только вот эта заваруха с Лютером дурно сказывается на ценах. Народ теряет доверие к реликвиям и индульгенциям. Черт бы побрал этого Лютера! Представляешь, череп святой Диомеды — уникальная вещь, за которую раньше давали сотню гульденов, — в Антверпене вообще брать никто не хотел. Еле продали за двадцать пять.

— За двадцать пять? — поразился Дисмас. — Ничего себе.

— Можно сказать, даром, — согласно кивнул Шенк. — Это очень беспокоит.