Хотя уже близилась полночь, Элоиза застегнула бюстгальтер и надела джинсы. Ей пришлось пару раз подпрыгнуть, чтобы натянуть их на бёдра как следует и застегнуть. Показалось, будто они уже начали давить — или у неё просто разыгралось воображение? Она нашла серый свитер в шкафу и натянула его через голову.
— Тебе холодно? Закрыть окно? — спросил Мартин.
Он сидел на подоконнике, завернувшись в пуховое одеяло, и выдыхал сигаретный дым в оконную щель, стараясь не загрязнять воздух в помещении.
Элоиза считала, что толку от этого было мало. Вся квартира и так пропахла его сигаретами.
— Нет, всё в порядке, — ответила она. — Я собираюсь сгонять на работу.
Мартин нахмурился и взглянул на часы:
— Сейчас? Я думал, мы уже будем ложиться?
— Оставайся спать у меня. Я забыла ноутбук на пассажирском сиденье машины, которую брала сегодня на работе, его нужно забрать.
— А ты не можешь забрать его с утра?
Элоиза покачала головой:
— Не хотелось бы рисковать: вдруг украдут? И мне в любом случае не спится, так что я лучше поработаю. Ты же меня знаешь: когда слова хотят на свободу, нужно их выпустить.
Правда заключалась в том, что в данный момент никаких слов не было. Обычно они бурлили в ней, как пузырьки в газировке, они стремились к поверхности, наверх. На свободу!
Сейчас же она ощущала себя скорее стоячей водой в болоте. Мёртвой. Неприкаянной. Это было чужеродное чувство, и оно ей не нравилось.
— Окей. — Мартин с щелчком выкинул окурок из окна и поднялся. — Где ты припарковала машину? Я принесу твой ноутбук.
— Так не выйдет.
— Почему?
— Потому что ключ лежит в ящике стола в редакции, сначала нужно забрать его.
— Но ведь ночь на дворе! Ты вообще сможешь пройти в редакцию?
— Да, разумеется. — Элоиза улыбнулась чуть покровительственно. — В редакции новостей круглые сутки дежурят сотрудники. Или ты думал, что все возвращаются домой к обеду, и бог с ними, с новостями?
Мартин пожал плечами.
— Кто же вас, журналистов, разберёт.
— Тебя просто раздражает, что ты не можешь управлять нами из Кристиансборга.
— Мне
— Тсс! Слышишь? — Элоиза сделала вид, что что-то услышала, и прижала палец к губам.
Мартин отстранился.
— В чём дело?
— Послушай!
Завывающий ветер громыхал навесом, прикреплённым к крыше над балконом.
— Звук такой, будто лисель[53] оторвало и он болтается, — сказала Элоиза и изобразила задумчивость. — О, у меня идея! В кухонном ящике лежит несколько пластиковых креплений, и если ты побудешь солнышком и приделаешь парус на место, пока меня нет, нам не придётся слушать этот грохот всю ночь! — Она лучезарно улыбнулась. — Правда, гениально?
Мартин саркастически выгнул бровь.
— Значит, вот на что я гожусь?! На постель и мелкий ремонт, пока ты на работе? А у меня, знаешь ли, тоже есть чувства.
Элоиза рассмеялась, запечатлела поцелуй на его губах и вышла из квартиры.
35
Конни положила руки на плечи Шефера и уверенными движениями принялась массировать его затёкшую шею.
С момента возвращения из дома Бьерре прошло полчаса, и он сидел за своим маленьким, выкрашенным чёрным лаком рабочим столом и заново просматривал детали дела.
Он откинул голову и закатил глаза.
— Как такое могло случиться, что я уже хочу в отпуск, хотя только что из него вернулся? — вздохнул он.
— Это все здешний сумрак. — Конни поцеловала его в лоб. — Он высасывает из тебя жизнь, малыш.
— Ммм, — пробурчал он. — Давай обратно уедем?
— Мы можем вернуться в октябре. Или ненадолго слетать уже на Пасху.
— Нет. — Он повернулся на вращающемся стуле и обнял её за бедра. — Я имею в виду, давай переедем! Продадим этот дом, наплюём на всё и просто уедем!
Конни села ему на колени и зажала его лицо между ладонями. Когда её нежная кожа касалась его щетины, раздавался шуршащий звук. Она улыбнулась и провела пальцем по его нижней губе.
Шефер ощутил исходящий от неё аромат ванили и эвкалипта. Глубокие, деликатные ноты надёжности. И тепла.
Она быстро его поцеловала.
— Опять наступило это время года?
— Что ты имеешь в виду?
— Рождество позади, зимние каникулы тоже, и в ближайшие пару месяцев — а то и больше — ты повесишь голову и будешь всё ненавидеть.
— Кроме тебя!
— Это взаимно!
— И жили они долго и счастливо и умерли в один день, — улыбнувшись, подытожил Шефер.
Конни прижалась к мужу.
— Мы не можем уехать, ты это прекрасно знаешь, малыш.
— Почему это?
Она кивнула на его папку и прочие рабочие бумаги, раскиданные по столу.
— Вполне возможно, сию минуту тебе и хочется всё бросить… но на самом деле не хочется. At least not yet[54].
Шефер потёр глаза и зевнул. Добавить было нечего. Оба знали, что Конни права.
— Что это? — она положила руку на стопку фотоальбомов на столе.
— Это снимки семьи Бьерре за последние пять лет.
— Тебе их дали родители мальчика?
— Да, я их одолжил у них.
— Приятные люди?
— О ком ты?
— О его семье.
Шефер пожал плечами.