Я перестал ходить в лицей; в феврале 1948 года коммунисты взяли власть в свои руки, и мне жалко было терять время в школе. Я записался на курсы подготовки функционеров Коммунистической Партии Чехословакии и начал работать в библиотеке Центрального Комитета. Партия отнеслась к этому так, словно бы я закончил университет. В декабре 1948 года я возвратился с подготовительных курсов домой и увидел на столе записку от какой-то девушки, которой хотелось с ним познакомиться, и она оставила адрес. Утром он посетил ее. Двери ему открыла заспанная девица, но оставила при этом только узенькую щелочку. Ему показалось, что она желает одеться, он же должен подождать. Она же прглашала его в квартиру, вот только не открывала двери пошире. Тогда он протиснулся в эту щелку и тут понял: вся прихожая была завалена грязной посудой и бесчисленными предметами одежды, вот почему дверь нельзя было открыть шире. То же самое творилось в комнате, туалете и даже кладовой. Столовая посуда была из дорогого фарфора, дом пропах ликером. Девицу в ночной сорочке звали Яной Крейцаровой, она изучала изобразительное искусство. Все называли ее Гонзой[4] (Ян = Йоган (Иоганн) = Гонза (уменьшительно, Гонзик). Только девушек никогда Гонзой не называют). Тела у нее было очень даже много, а еще она была на шестом месяце беременности.
Он прошел в квартиру, а вышел лишь через три недели. "Потому что срочно нужно было сменить нижнее белье".
Их, в будущем, совместный коллега, поэт и художник Иво Водседалек, рассказывал, что, помимо отсутствия хотя бы минимальной потребности поддержания порядка вокруг себя, у Гонзы имелся еще более нехороший недостаток, который для окружения всегда заканчивался сложностями: она терпеть не могла быть одной. Бонди вспоминал, что количество ее любовниц и любовников шло на сотни. Один из них рассказывал, как посетил Яну дома. Они оба разделись, и Гонза его связала. Внезапно в комнату зашел какой-то другой голый мужчина, с которым хозяйка тут же отправилась в постель. На глазах того, связанного.
С Бонди она жила восемь лет. Параллельно она жила с его коллегой, причем, для обоих мужчин жестоким образом: "Лишь только ей удавалось переспать со мной, она тут же звонила Чернему, который тут же занимал в кровати мое место".
Бонди неоднократно сбегал от нее. "Но тут же она приезжала на такси и забирала меня. А я не был в состоянии перед ей сопротивляться. Говорил, что не люблю ее, но шел, словно теленок под нож мясника. Черны испытывал в отношении нее то же самое".
Гонза была дочкой Милены Есенской, журналистки и коммунистки, известной во всем мире как любовь Франца Кафки. Воспитанная дедом (сама Милена погибла в концлагере Равенсбрюк), Яна унаследовала миллионное состояние, которое спустила за год. Потом у нее было пять детей, но она настолько забрасывала их, что даже попала за это за решетку[5] (Много лет спустя под именем Яна Черна она написала о собственной матери увлекательную книгу, которую коммунистические власти сразу же после издания направили под нож. По-польски книга вышла под названием "Моя мать Милена и Франц Кафка" (
А потом в составе банды из нескольких человек они обворовывали родственников и знакомых (Крейцарову и Бонди за это даже задерживал). ни покупали чешский хрусталь, который Эгон контрабандой перетаскивал в Австрию (более плотно границы перекрыли только лишь в 1951 году), а оттуда привозил нейлоновые чулки. Всего лишь раз в доме у Гонзы был порядок – это когда квартира была абсолютно пустой, поскольку хозяйка распродала все вещи, так что разбрасывать было нечего[6] (Все это Эгон Бонди описал в книге "
В течение всего этого времени – что Бонди подчеркивает – Гонза обучала его чешским народным песням.
Поэтом он стал где-то так: