Собери себе рай

Мне хотелось расспросить кое о чем писателя Павла Кохоута.

Своей книгой Палачка – действие происходит в школе для палачей, где ученики учатся палаческому ремеслу нового типа – Кохоут настолько заставил власти нервничать, что те разрешили ему выехать в 1979 году в командировку в Вену, после чего в социалистический рай назад уже не пустила. А сразу же после того лишила гражданства.

В настоящее время Павел Кохоут является владельцем замечательного мнения:

"Капитализм снова совершает старые ошибки. Он настолько эгоистичен и жесток, что кормит социалистов и коммунистов на свою же погибель".

Сейчас писатель проживает и в Австрии, и в Чехии, так что когда мне удалось застать его в Праге (17.08.2005), по телефону я сказал ему, что хочу задать только один вопрос. Тот предложил кафе дворца Манес, что вырастает прямо из волн Влтавы, точно напротив его дома. Павлу Кохоуту столько же лет, что и дворцу, выстроенному на реке в конце двадцатых годов в качестве центра художников левых взглядов. Сам дворец выглядит наглой провокацией по отношению к старым, флиртующим с готикой и ренессансом каменным домам на Набережной Масарика. Невысокий, простой, функциональный, без каких-либо украшений, в соответствии с замыслами художников он должен был сообщать, что приходящий мир может быть простым, дружелюбным, по меркам простого человека[21] (Манес (Mánes) – это не только название здания (оно взялось от фамилии Йозефа Манеса, художника XIX века, который проектировал штандарты патриотических обществ), но еще и довоенное сообщество художников левого направления. В Праге – как гласит анекдот – много лет шли дебаты, какой дом самый уродливый. После того, как построили Манес, дискуссии прекратились. – Примечание Автора.).

- Одному вопросу будет соответствовать минеральная вода, - заявил писатель, когда мы уже уселись за столом. – Что же это за вопрос?

- Как в вас рождается снисходительность?

- И что вы имеете в виду?

- Известно, что в досье Службы Безопасности вы обнаружили фамилии двухсот шестидесяти трех человек, в том числе – и приятелей, которые на вас доносили. Вы с женой решили не открывать этих имен, и никаким образом не мстить этим людям. Откуда эта снисходительность?

- Все потому, - не раздумывая, ответил Павел Кохоут, - потому что я писатель.

- Это играет какую-то роль?

- Писатель обязан видеть не только поступок человека, о котором пишет. Писатель обязан видеть всю жизнь этого человека за двадцать лет до этого, и на двадцать лет после того. Он должен знать его прадедов, дедов, родителей, детей, внуков и правнуков. Он должен видеть его до его рождения и после его смерти. Тогда он все понимает.

В ОТСУТСТВИИ ПАНА ГРАБАЛА

Когда я размышляю о пане Грабале и о том, что тот дал человечеству, в голову приходит слово "мошенничество".

Прошу прощения, дамы и господа, пан Грабал всех нас наколол. И чехов, и поляков, да и итальянцев тоже, потому что сейчас они обожают его книжки. Так вот, он показал нам, будто бы все, что нас встречает, может быть чем-то волшебным. Чудо случается ежедневно, и не иначе. Дурацкое у него оказывается красивым. Уродливое – тоже красиво. Подлое красиво (поскольку подлым оно сделалось по причине собственной красивой глупости и прекрасного несовершенства). Ну и – конечно же – прекрасное тоже красиво.

И этот вот обман Грабала на темы жизни (мы же с вами прекрасно знаем, что мало имеется по-настоящему красивого) тоже прекрасен.

Более того: такой обман просто необходим. В нем нуждаются, в особенности, поляки, которые глядят на мир со своим врожденным недостатком, потому что у нас в одном глазу сидит этос[22] (Этос - (греч. ethos), термин античной философии, обозначающий характер какого-либо лица или явления; этос музыки, напр., - ее внутренний строй и характер воздействия на человека. Этос как устойчивый нравственный характер часто противопоставлялся пафосу как душевному переживанию. – Энциклопедический словарь), а в другом – пафос.

К примеру, без какого-либо стыда Грабал описывал, как отливал ночью, в уголке двора, обливая себе обувь – и это было красиво. Или, как получил от жены новую пишущую машинку. И ему нужно было ее испробовать. И вот мы испробовали бы ее банально, а пан Грабал – восхитительно. Потому что, чтобы испытать эту свою новую машинку, старую он прикрыл периной, чтобы та не ревновала, будто бы он ей изменяет.

Смотрение на Луну. Вот никто из людей начитанных и насмотренных никогда не скажет, будто бы смотреть на Луну – это красиво. (Сразу же выяснится, что такой человек не имеет литературной культуры и является любителем Паоло Коэльо. И это настолько дисквалифицирует его в светской жизни, что в качестве наказания на светских приемах ему могут наливать румынское полусладкое вместо бургундского вина, а "Elle Decoration" никогда не напечатает фотографий его квартиры). А вот пан Грабал этим не обеспокоился бы. Все вещи он видит в состоянии восхищения.