Собаки

Позднее, в конце года, он спас жизнь Торнтона совершенно иначе. Три товарища спускали длинную и узкую барку в опасном месте на порогах Сорокамильного ручья. Ханс и Пит шли вдоль берега и удерживали барку тонкой бечевой, перекидываемой с дерева; на дерево, а Торнтон плыл в лодке, помогая багром и выкрикивая приказания на берег. Бек, озабоченный и встревоженный, держался на берегу на одной линии с баркой и не спускал глаз с хозяина.

В одном особенно опасном месте, где ряд едва покрытых водою утесов вдавался в реку, Ханс отпустил веревку и, пока Торнтон направлял багром лодку в поток, бежал вдоль берега, чтобы удерживать лодку всякий раз, когда он минует скалу. Барка прошла скалы, и неслась вниз по течению с огромной быстротой; Ханс задержал ее веревкой, но задержал слишком внезапно. Барка опрокинулась и ударилась в берег, а Торнтона выбросило в воду и несло течением к самой худшей части порогов, к стремнине, где никакой пловец не мог остаться живым. Бек мгновенно кинулся в воду и на расстоянии трехсот ярдов, среди бешеного круговорота, перегнал Торнтона, когда он почувствовал, что Торнтон ухватился за его хвост, он направился к берегу и греб всей своей мощной силой. Но к берегу он подвигался медленно, а течением вниз их несло с устрашающей быстротой. Снизу доносился грохот; там вода неслась еще неистовей, пенилась, разбивалась об утесы, которые торчали, как зубья громадного гребня, и Торнтон понял, что берега достигнуть невозможно. Он тщетно пытался уцепиться за один утес, пронесся мимо второго и наконец отчаянным усилием ухватился за третий. Он обхватил его скользкую верхушку обеими руками, выпустил Бека и среди рева воды закричал:

— Назад, Бек, назад!

Бек не мог держаться на месте, его несло вперед; он отчаянно боролся, но плыть назад не мог. Когда он услышал повторное приказание Торнтона, он высунулся из воды, высоко поднял голову, как бы желая бросить на него последний взгляд, потом послушно повернул к берегу. Он плыл с невероятными усилиями. Пит и Ханс вытащили его на берег как раз в том месте, ниже которого плыть было уже совершенно невозможно и где грозила верная смерть.

Они знали, что держаться за скользкий утес на страшном течении можно лишь несколько минут, и по берегу кинулись бежать, от утеса, вверх по течению. Они привязали веревку на шею и плечи Бека, так, чтобы она не душила и не мешала ему плыть, и бросили его в поток. Бек поплыл бодро, но взял недостаточно прямо. Он заметил свою ошибку поздно, когда Торнтон был почти рядом с ним, когда довольно было несколько раз гребнуть, чтобы добраться до него, но течение безнадежно протащило Бека мимо.

Ханс немедленно дернул веревку, как будто Бек был лодкой. Веревка натянулась и дотащила его против течения; он погрузился в воду и оставался под водой, пока тело его не вытащили на берег. Он захлебнулся; Ханс и Пит кинулись к нему, делали искусственное дыхание. Он встал на ноги, но снова упал. С потока едва слышно доносился голос Торнтона, и хотя они не могли различить слов, но понимали, что он был в последней крайности. Голос хозяина подействовал на Бека, как электрический ток. Он прыгнул на ноги и побежал по берегу впереди людей, к той точке, откуда его кинули в воду в первый раз.

Снова привязали веревку, снова Бека бросили, и снова он пустился вплавь, но на этот раз прямо. Он ошибся раз, но не мог ошибиться два раза. Ханс отпускал веревку, а Пит следил, чтобы она нигде не цеплялась. Бек держал прямо вперед, пока не очутился на одной линии с Торнтоном; тогда он круто повернул и с быстротой экстренного поезда донесся по течению до Торнтона, который увидал его приближение. Когда Бек налетел на него, он отпустил утес и обеими руками обнял косматую шею. Ханс укрепил веревку к дереву. Бека и Торнтона покрыло водой. Барахтаясь и задыхаясь, один на другом то сверху, то снизу, волочась по зубчатому дну, ударяясь о скалы и коряги, они кое-как выбрались, или, вернее, были кое-как вытащены на берег.

Придя в себя, Торнтон прежде всего посмотрел на Бека; над его с виду безжизненным телом протяжно выл Ниг; Скит лизал его мокрую морду и закрытые глаза. Торнтон сам был избит и измучен, но сейчас же начал ощупывать Бека и нашел у него три переломленных ребра.

— Этим все сказано, — объявил он. — Мы становимся тотчас лагерем.

И они стояли лагерем, пока ребра Бека не зажили и он не был снова способен путешествовать.

В эту же зиму в Даунасе Бек совершил новый подвиг, не столь героический, но поднявший еще выше его славу в Аляске. Этот подвиг был особенно выгоден для трех товарищей. Они очень нуждались в деньгах, Бек им доставил их, и это позволило им пуститься в давно желанное путешествие на девственный восток, где еще не было рудокопов. Случилось это после одного разговора в кабаке «Эльдорадо», где люди хвастались своими любимыми собаками. Через полчаса разговора один из присутствующих объявил, что его собака может сдвинуть сани с грузом в двести кило и повезти их; другой говорил, что его собака может сдвинуть двести пятьдесят, и третий дошел до трехсот.