Собаки

Но упряжка не поднималась по команде. Уже давно она пришла в такое состояние, что поднять ее могли только удары. Кнут хлестал беспощадно. Торнтон сжал губы. Наконец одна из собак кое-как стала на ноги, за ней другая и третья. Один Бек не делал никаких усилий. Он неподвижно лежал там, где упал. Снова и снова хлестал кнут, — он не визжал и не двигался, Несколько раз Торнтон делал движения, точно желая заговорить, но всякий раз удерживался. Истязание Бека продолжалось; Торнтон встал и нерешительно заходил взад и вперед.

В первый раз Бек отказывался от работы, и этого было достаточно, чтобы привести Халя в бешенство. Он заменил кнут палкой. Бек не двигался и под градом более жестоких ударов, которые сыпались на него теперь. Подобно своим товарищам, он мог бы все-таки сделать последнее усилие и встать на ноги, но он решил, что не встанет. У него было смутное предчувствие неминуемого бедствия. Он целый день чувствовал под ногами тонкий рыхлый лед, теперь он чувствовал беду вблизи, там, на льду, куда его гонят. Он так сильно страдал, так ослаб, что удары не причиняли ему большой боли. И пока они еще продолжали сыпаться на него, искорка жизни внутри задрожала и померкла. Она почти потухла. На него нашло отупение. Последнее ощущение боли исчезло. Он уже ничего не чувствовал, и только слабо слышал, как отдаются удары палки об его тело.

Вдруг без всякого предупреждения, с нечленораздельным возгласом, походившим на крик животного, Джон Торнтон кинулся на человека, махавшего палкой. Халь упал навзничь, точно его деревом пришибло. Мерседес вскрикнула. Чарльз посмотрел внимательно, вытер свои слезящиеся глаза, но не встал, — такое он чувствовал онемение во всех членах.

Джон Торнтон стоял над Беком в таком безумном бешенстве, что говорить не мог.

— Если ты ударишь еще раз эту, собаку… я тебя убью! — смог он наконец выговорить хриплым голосом.

— Это моя собака, — отвечал Халь, вытирая кровь на губах. — Убирайся с дороги или тебе не сдобровать…

Торнтон стоял между ним и Беком и не обнаруживал намерения уйти с его дороги. Халь вытащил свой длинный охотничий нож. Торнтон ударил по пальцам Халя топорищем и выбил нож из его руки. Он ударил его еще раз по рукам; когда тот вздумал поднимать нож. Потом нагнулся сам, поднял нож и двумя взмахами перерезал обе постромки Бека.

У Халя не оставалось энергии, чтобы продолжать борьбу. К тому же у него на руках была сестра, а Бек, почти мертвый, все равно не мог тащить саней.

Через несколько минут они спускались с берега, в реку. Бек слышал, что они уезжают; он поднял голову и посмотрел им вслед.

Торнтон между тем стал около него на колени, ощупывал своими загрубелыми руками, нет ли у него переломанных костей. У Бека оказалось только несколько ран и страшное истощение; а сани тем временем успели отъехать на четверть мили от них. И человек и собака видели, как они ползли по льду… Вдруг они оба увидели, как задняя часть саней опустилась точно дышло в жолоб, и Халь подпрыгнул в воздух. До них донесся крик Мерседес. Они видели, что Чарльз повернулся и сделал шаг назад, потом огромная глыба льда опустилась, и все исчезло — собаки и люди. Виднелась только зияющая дыра.

Джон Торнтон и Бек посмотрели друг на друга.

— Ах ты, бедная животина, — сказал Джон Торнтон, и Бек лизнул его руку.

Когда Джон Торнтон в декабре отморозил себе ноги, товарищи устроили его поудобней и оставили поправляться, а сами отправились вверх по реке за плотом пильного леса для отвозки в Даусон. Он еще прихрамывал в тот момент, когда выручил Бека, но с наступившим теплом даже это слабое прихрамывание исчезло. И Бек, лежа длинными весенними днями на берегу реки, смотря на текущую воду, лениво слушая пение птиц и гудение природы, медленно восстановлял свои силы.

Отдых приятен после путешествия в три тысячи миль, и надо признаться, что Бек становился все ленивее по мере того как раны его залечивались, мускулы набухали и мясо нарастало на костях. Все они бездельничали — Бек, Джон Торнтон, Скит и Ниг, — ожидая плота, который должен был везти их в Даусон. Скит, маленький ирландский сетер, раньше всех подружился с Беком, который в состоянии близком к смерти не способен был чувствовать первых выражений дружбы. У Скита были медицинские способности, которыми обладают некоторые собаки: как кошки чистят своих котят, так он облизывал и очищал раны Бека. Регулярно, каждое утро, докончив свой завтрак, Скит выполнял эту добровольно на себя взятую обязанность, так что в конце концов Бек ежедневно ожидал его услуг, как и услуг Торнтона. Ниг, тоже очень приветливый, был большой черный пес смешанной породы, c смеющимися глазами и бесконечно добродушный.

К удивлению Бека, эти собаки не выказывали никакой зависти. Когда Бек окреп, они увлекали его во всякие веселые игры, от участия в которых и Торнтон не мог удержаться. Так Бек пережил свою болезнь и вступил в новую жизнь. На долю Джона Торнтона выпало возбудить в нем лихорадочную, жгучую любовь, любовь, которая была безумным обожанием.