Собака — зверь домашний (Первое издание)

Сколько раз Степан представлял ее вот такую, близкую, тихую и податливую. Протяни руку, возьми ее, приблизь и поцелуй…

Степан испугался своей мысли, и снова заалели его щеки.

— Сегодня в час репетиция, последняя. Придешь?

Лена молча кивнула. Волосы соскользнули, посыпались с плеча, прикрыли щеку и выгнулись волной на груди.

— Ну я пошел…

Лена промолчала.

Степан шел и корил себя за глупое поведение; «Надо было остаться. Сейчас думает, наверное: «Осел лопоухий». Эх, дурило… Ведь только вчера видел ее во сне, а наяву испугался…»

— Степа! — Звонкий голос сорвался, как весенняя сосулька. — Ты что потерял?

Перед Степаном стояла Люся, ясная, насмешливая, и глаза ее светились внутренним голубым светом. Так светит морская вода в гроте, поглотившая яркие лучи солнца. Все в ней было легкое, светлое: платок и кудряшки, плащик и треугольничек блузки, и белые ботики.

— Ты откуда? — спросил он.

— Не откуда, а куда, — поправила Люся. — Хотела в клуб, посмотреть вашу генеральную репетицию. Пустишь?

Степан замялся:

— Да мы вообще-то никого не пускаем.

— Фу, какие строгости. — Люська крутнулась на каблучке, сверкнули озорные глаза, и все: она уходила, гибкая, как лозинка.

— Люська! Люсь! Вот психованная.

Настроение было подавленным. В клуб идти расхотелось.

Свидетелем размолвки между Люсей и Степаном оказался Кандюк. Терзаемый сомнениями и догадками, он ревниво следил за Степаном. «Сам бог подослал его к моему окну. Вон как сосунок с Люськой обошелся, до слез довел. Моя воля, шею бы ему свернул. От Ленки шел паскудник. Ночевал, наверное. И пес его не трогает. Конечно, место Кряжева занял. Схожу узнаю. Сама-то не скажет. В ее черных глазах, как в омуте, ничего не видно. Сейчас взмахнет ресницами, что крыльями, и промолчит», — распалял себя Кандюк.

Он вышел из дома, прихватив бутылку, озираясь, как вор, пересек улицу и без стука вошел к Лене.

— Степка был? — спросил напрямую.

— Был.

— Что, сватал?

— Пока нет. — Лена, улыбнулась какой-то своей мысли и начала снимать рабочую юбку, ничуть не стесняясь. Вот на стул полетела тельняшка, качнулись груди. Тонкий чулок, сжавшись гармошкой, съехал вниз. Кандюк подошел, обнял девушку.

— Лена…

— Отстань. Я спешу. У нас в час репетиция. Перестань, говорю. Бессовестный, уйди же…

Где-то за стенами шумел прибой. Свистел ветер, шквальный, напористый, пролетел за окошком, взметнул белую снежную насыпь, и снова стихло.

— А теперь выпьем. — Кандюк налил в стаканы разведенный спирт. — Пей! Не задумывайся. Нужна тебе эта репетиция. Связалась с пацанами…

Лена промолчала.

— Пей!

Она выпила, отщипнула кусочек хлеба, пожевала и налила еще.

— Вот умница. Тебе ведь не семнадцать. Пора уже что-то иметь твердое. Ну старше я. А хуже или лучше кого-то — еще неизвестно. За меня пойдешь, почувствуешь себя хозяйкой. Все будет по-другому. Что здесь думать? Если будешь принимать то одного, то другого, опротивят все.

— Не знаю. Степан мне нравится. Если с ним не получится, тогда уеду.

— Уедем вместе? Ну если со Степаном не получится, пойдешь за меня?

Лена приподняла плечико. Нижняя губа ее капризно выдалась вперед:

— Не знаю…

— Не зна-аю… Да что тут знать! Ты нужна ему на одну ночь, а мне на всю жизнь. Будь я проклят, если я тебя укорю хоть раз или обижу… А будет ребенок, будут общие интересы, заботы… Я тебе хоть немного нравлюсь? Только честно.

Лена пожала плечами.

«Сотый» стоял у стенки Северо-Курильского порта, когда к нему подошел диспетчер.

— На «сотом», — крикнул он. — «Сотый»!

Андрей поднялся на палубу.

— Спал, капитан?! Будь добрый, сбегай на рейд. Там подошел камчатский траулер. У них кто-то серьезно болен. Снять надо, а у меня нет свободных катеров.

— Добро! Сейчас проскочим!

«Сотый» подошел к борту рыболовного судна. Витя кинул конец подошедшему парню. Андрей вышел из рубки, спросил:

— Где ваш больной, давайте!

— Сейчас! — ответил парень. — Там ему помогают. Вон ведут. Что-то с животом. Аппендицит, наверно! Мы «Скорую помощь» запросили.

Больного поддерживал рыбак в командирской фуражке и в простой рабочей телогрейке. Густая черная борода обрамляла его лицо, а на руке, которой он поддерживал больного, красовался большой, во весь кулак якорь.

Сердце Андрея екнуло.

— Олег? Неужели ты? Олег!

Кряжев повернулся на оклик.

— Андрей! Витя! Привет! Помогите человеку, схватило в рейсе.

Они помогли рыбаку спуститься на палубу.

— Пойдем в кубрик на мою койку! — предложил Андрей.

— Нет. Я вот здесь посижу, — отказался больной. — Только вы быстрее меня на берег.

— Сейчас! Костя! Витя! Побудьте возле него, а я пару слов с Олегом.

— Как у тебя! Как устроился? Мы ведь тогда с Леной спешили, но шторм проклятый задержал.

— Поздравляю! Наверное, уже с законным?

— Да. После твоего отъезда женился. Помнишь, Ирина, завклубом? Вот она.

— А Лена? — удивился Кряжев. — Мне говорили…

— Ерунда! Она тебя ждала.

— Ребята! Вы давайте побыстрее. У меня все в животе жжет.

— Витя, стань за руль! Я отдам швартовы. — Андрей приблизился к борту.

— Сбрось конец!

— А Дик! Дика, точно, убили?

— Жив твой Дик. Лена подкармливает его. А Кандюк ушел в столярку. Жена его померла.