Собака Баскервилей

«Когда он близко подошел к Египту, то сказал он Саре, жене своей: вот, я знаю, что ты женщина, прекрасная видом; и когда увидят тебя египтяне, то скажут: это жена его; и убьют меня, а тебя оставят в живых. Скажи же, что ты мне сестра, дабы хорошо мне было ради тебя». Не подумайте, что автор по рассеянности процитировал Святое Писание. Вовсе нет. Как ни кощунственно на первый взгляд это звучит, но в биографии Стэплтона и его жены явственно прослеживается библейское заимствование: «Женщина, которую он выдает здесь за мисс Стэплтон, на самом деле его жена… Повторяю, эта леди не сестра Стэплтона, а его жена».

Итак, муж и жена появляются в землях, принадлежащих некоему властителю (в повести – сэру Чарльзу Баскервилю), и поселяются здесь с его, властителя, согласия. Властитель, не подозревающий об истинных отношениях «сладкой парочки», принимает чрезмерное участие в судьбе красавицы, за что немедленно карается появлением адского чудовища, рожденного Гримпенскими болотами.

Остановимся и подумаем: что может означать такое пародирование Библии? Кто может позволить себе пародировать Священную историю?

Кто он такой, этот мистер Стэплтон? Присмотримся к нему внимательнее: «Невысокий худощавый блондин лет тридцати пяти, с чисто выбритой, несколько постной физиономией и узким, длинным подбородком. На нем был серый костюм и соломенная шляпа. Через плечо у него висела жестяная ботаническая коробка, а в руках он держал зеленый сачок для ловли бабочек». Казалось бы, ничего привлекающего внимания – ну разве что сачок. Но уже спустя короткое время автор устами доктора Ватсона сообщает: «От этого спокойного бесцветного человека в соломенной шляпе и с сачком для ловли бабочек веяло чем-то грозным. Выдержка и терпение, сопряженные с хитростью, на губах улыбка, а в сердце черная злоба».

Что же скрывает маска безобидного любителя энтомологии?

Бабочка во все времена и во всех мифологиях выступала символом человеческой души. Кто же гоняется с сачком за беззаботно порхающими душами? Порхающими на границе мира земного и инфернального, то есть на болотах: «Какие там редкостные бабочки!.. Я осмеливаюсь туда ходить, потому что у меня есть своя сложная система примет». Это слова самого Стэплтона. Что за энтомолог у врат адской пучины, профессионально охотящийся за пытающимися упорхнуть душами, опять-таки вполне понятно.

«Глазам нашим предстало нечто до такой степени странное и неожиданное, что мы замерли на месте. Эта комната представляла собой маленький музей. Ее стены были сплошь заставлены стеклянными ящиками, где хранилась коллекция мотыльков и бабочек – любимое детище этой сложной и преступной натуры».

Между прочим, эту аналогию сам Конан Дойл формулирует достаточно четко: «Теперь мы его поймали, Ватсон! Завтра он будет биться в наших сетях, как бабочка под сачком! Булавка, пробка, ярлычок – и коллекция на Бейкер-стрит пополнится еще одним экземпляром».

А вот, кстати, слова об одной грешной душе, уловленной Стэплтоном:

«– Это и есть виновник всех бед – злодей Хьюго.

Лицо на портрете никто не упрекнул бы ни в грубости черт, ни в жестокости выражения, но в поджатых губах, в холодном, непреклонном взгляде было что-то черствое.

– Силы небесные! – воскликнул я.

С полотна на меня смотрело лицо Стэплтона».

История о дьяволе, похитившем душу грешника и использовавшем его тело как временное обиталище, столь распространена в европейской литературе, что превратилась в штамп.

Правда, автор тотчас дает поразительному сходству вполне рациональное объяснение: «Любопытный пример возврата к прошлому и в физическом, и в духовном отношении». Но это объяснение опять-таки имеет отношение к области, которую мы, вслед за профессором Гросвогелем, определили как Загадку – логическую задачу, решаемую героем детектива; у нас же речь идет о категории Тайны.

И еще одна деталь из прошлого Стэплтона: «У меня была школа в одном из северных графств. Для человека с моим темпераментом такая работа суховата, неинтересна, но что меня привлекало в ней, так это тесная близость с молодежью. Какое счастье передавать им что-то от себя самого, от своих идей, видеть, как у тебя на глазах формируются юные умы! Но судьба обернулась против нас. В школе вспыхнула эпидемия, трое мальчиков умерли».

Что же, все представляется вполне логичным: он пародирует Священную историю; он ориентируется в адской трясине как у себя дома; он совращает невинных; он управляет силами ада; он ловит души в преддверье потустороннего мира; он способен воспользоваться телом уловленного им грешника для своих целей. Наконец, он и уходит в преисподнюю, когда противник раскрывает истинный его облик: «Он может спрятаться только в одном месте, больше ему некуда деваться. В самом сердце трясины».