Собачье сердце

По выздоровлении я узнал, что Булгаков болен паратифом. Тотчас же, еще едва держась на ногах, пошел к нему с тем, чтобы ободрить его и что-нибудь придумать на будущее. Все это описано у Булгакова в его „Записках на манжетах"» (НИОР РГБ, ф. 801, к.

1, ед. хр. 2, л. 29-30).

Так ли это было (в деталях!), сказать трудно, ибо неизвестна на это реакция Булгакова, который не был знаком с дневником-воспоминаниями своего бывшего друга.

Нервно отозвались флаконы за стеной.

– Боже мой! Осетины?! Тогда это ужасно!

– Ка-кая разница?

– Как какая?! Впрочем, вы не знаете наших нравов.

Ингуши, когда грабят, то... они грабят. А осетины – грабят и убивают. .

– Всех будут убивать? – деловито спросил Слезкин, пыхтя зловонной трубочкой.

– Ах, Боже мой! Какой вы странный! Не всех. . Ну, кто вообще... Впрочем, что ж это я! Забыла. Мы волнуем больного.

Прошумело платье. Хозяйка склонилась ко мне.

– Я не вол-нуюсь. .

– Пустяки, – сухо отрезал Слезкин, – пустяки!

– Что? Пустяки?

– Да это... Осетины там и другое. Вздор, – он выпустил клуб дыма.

Изнуренный мозг вдруг запел:

Мама! Мама! Что мы будем делать76 ?!

– В самом деле. Что мы бу-дем де-лать?

Слезкин усмехнулся одной правой щекой. Подумал.

Вспыхнуло вдохновение.

– Подотдел искусств откроем77!

76 Мама! Мама! Что мы будем делать?! – Булгаков приводит слова популярной в те годы песенки, которая исполнялась и в киевском театре-кабаре «Кривой Джимми»:

– Мама! Мама! Что мы будем делать,

Когда настанут зимни холода?

– У тебя нет теплого платочка, дочка.

У меня нет зимнего пальта.

– Это... что такое?

– Что?

– Да вот... подудел?

– Ах нет. Под-от-дел!

– Под?

– Угу!

– Почему под?

– А это... Видишь ли, – он шевельнулся, – есть отнаробраз 78 или обнаробраз. От. Понимаешь? А у него подотдел. Под. Понимаешь?!

– Наро-браз. Дико-браз. Барбюс. Барбос.

Взметнулась хозяйка.

– Ради Бога, не говорите с ним! Опять бредить начнет. .

– Вздор! – строго сказал Юра. – Вздор! И все эти мингрельцы, имери79... Как их? Черкесы. Просто дураки!

– Ка-кие?

– Просто бегают. Стреляют. В луну. Не будут грабить...

– А что с нами? Бу-дет?

– Пустяки. Мы откроем. .

– Искусств?

– Угу! Все будет. Изо. Лито. Фото. Тео.

– Не по-ни-маю.

– Мишенька, не разговаривайте! Доктор...

– Потом объясню! Все будет! Я уж заведовал. Нам что?

Мы аполитичны. Мы – искусство!

77 Подотдел искусств откроем! – В дневнике Ю. Л. Слезкина: «Белые ушли –

организовался ревком, мне поручили заведование подотделом искусств. Булгакова я пригласил в качестве зав. литературной секцией».

78 ...отнаробраз... – отдел народного образования.

79 И все эти мингрельцы, имери.. – Мингрелы, имеретинцы, кахетинцы, картлийцы, сваны, хевсуры – грузинские народности.

– А жить?

– Деньги за ковер будем бросать!

– За какой ковер?.

– Ах, это у меня в том городишке, где я заведовал, ковер был на стене. Мы, бывало, с женой, как получим жалование, за ковер деньги бросали. Тревожно было. Но ели. Ели хорошо. Паек.

– А я?

– Ты завлито будешь. Да.

– Какой?

– Мишуня! Я вас прошу!..

III. ЛАМПАДКА

Ночь плывет. Смоляная, черная. Сна нет. Лампадка трепетно светит. На улицах где-то далеко стреляют. А мозг горит. Туманится.

Мама! Мама!! Что мы будем делать?!

Строит Слезкин там. Наворачивает. Фото. Изо. Лито.

Тео. Тео. Изо. Лизо. Тизо. Громоздит фотографические ящики. Зачем? Лито – литераторы. Несчастные мы! Изо.

Физо. Ингуши сверкают глазами, скачут на конях. Ящики отнимают. Шум. В луну стреляют. Фельдшерица колет ноги камфарой: третий приступ!.

– О-о! Что же будет?! Пустите меня! Я пойду, пойду, пойду...

– Молчите, Мишенька, милый, молчите!

После морфия исчезают ингуши. Колышется бархатная ночь. Божественным глазком светит лампадка и поет хрустальным голосом:

– Ма-а-ма. Ма-а-ма!

IV. ВОТ ОН – ПОДОТДЕЛ

Солнце. За колесами пролеток – пыльные облака... В

гулком здании ходят, выходят... В комнате, на четвертом этаже, два шкафа с оторванными дверцами, колченогие столы. Три барышни с фиолетовыми губами – то на машинках громко стучат, то курят.

С креста снятый, сидит в самом центре писатель80 и из хаоса лепит подотдел. Тео. Изо. Сизые актерские лица лезут на него. И денег требуют.

После возвратного – мертвая зыбь. Пошатывает и тошнит. Но я заведываю. Зав. Лито. Осваиваюсь.

– Завподиск81. Наробраз. Литколлегия.

Ходит какой-то между столами. В сером френче и чудовищном галифе. Вонзается в группы, и те разваливаются.

80 С креста снятый, сидит в самом центре писатель. . – Эта фраза в какой-то степени проясняет ситуацию с Ликоспасовым-Ликоспастовым – одним из героев «Записок покойника», прототипом которого стал благообразный Юрий Слезкин.

Любопытно, что в то время, когда Ю. Слезкин создавал во Владивавказе из «хаоса»