Собачье сердце

(1848–1926) особо был дорог киевлянам как художник, возглавлявший росписи величественного Князь-Владимирского собора в Киеве. Им же были прекрасно иллюстрированы и названные книги П. И. Мельникова-Печерского.

71 Лариса Леонтьевна... – Лариса Гаврилова, хозяйка дома, где снимали комнату Булгаковы, помогала Т. Н. Лаппа в уходе за больным.

72 Меня бросят! Бросят! – Булгаков не мог, конечно, впрямую описать весь

– Ну хорошо, хорошо, встанете! Вот книга.

Милая книга. И запах у нее старый, знакомый. Но строчки запрыгали, запрыгали, покривились. Вспомнил.

Там, в скиту, фальшивые бумажки делали, романовские.

Эх, память у меня была! Не монашки, а бумажки. .

Сашки, канашки мои!.

– Лариса Леонтьевна.. Ларочка! Вы любите леса и горы? Я в монастырь уйду. Непременно! В глушь, в скит.

Лес стеной, птичий гомон, нет людей. . Мне надоела эта идиотская война! Я бегу в Париж, там напишу роман, а потом в скит. Но только завтра пусть Анна разбудит меня в восемь. Поймите, еще вчера я должен был быть у него73...

Пой-мите!

– Понимаю, понимаю, молчите!

Туман. Жаркий красноватый, туман. Леса, леса. . и тихо слезится из расщелины в зеленом камне вода. Такая чистая, перекрученная хрустальная струя. Только нужно доползти.

А там, напьешься – и снимет как рукой! Но мучительно ползти по хвое, она липкая и колючая. Глаза, открыть –

вовсе не хвоя, а простыня.

– Гос-по-ди! Что это за простыня.. Песком, что ли, вы ее посыпали?. Пи-ить!

трагизм своего положения и обозначает его отдельными фразами и возгласами. Между тем жизнь его висела на волоске, поскольку в городе его многие знали как белого офицера и корреспондента белогвардейских газет.

73 Поймите, еще вчера я должен был быть у него. . – Булгаков постоянно говорит о какой-то важной встрече... Об этом же упоминала и Т. Н. Лаппа, но суть не раскрыла.

– Сейчас, сейчас!.

– А-ах, теплая, дрянная!

– . .ужасно. Опять сорок и пять!

– ...пузырь со льдом...

– Доктор! Я требую. . немедленно отправить меня в

Париж! Не желаю больше оставаться в России. . Если не отправите, извольте дать, мне мой бра.. браунинг! Ларочка-а! Достаньте!.

– Хорошо, Хорошо, Достанем. Не волнуйтесь!.

Тьма. Просвет. Тьма... просвет. Хоть убейте, не помню...

Голова! Голова! Нет монашек, взбранной воеводе, а демоны трубят и раскаленными крючьями рвут, череп.

Го-ло-ва!.

Просвет... тьма. Просв… нет, уже больше нет! Ничего не ужасно, и все – все равно. Голова не болит. Тьма и сорок один и одна74.....................

II. ЧТО МЫ БУДЕМ ДЕЛАТЬ?!

Беллетрист Юрий Слезкин75 сидел в шикарном, кресле.

74 Тьма и сорок один и одна.. – Через год Булгаков писал своему двоюродному брату Константину: «Мы расстались с тобой приблизительно год назад. Весной я заболел возвратным тифом, и он приковал меня. . Чуть не издох, потом летом опять хворал». Т. Н.

Лаппа: «Пришли красные войска. Михаил тяжело перенес болезнь и очень медленно поправлялся. В первое время. . он не мог даже самостоятельно передвигаться. И, вооружившись палочкой, под руку со мной, преодолевал небольшие расстояния».

75 Беллетрист Юрий Слезкин. . – Слезкин Юрий Львович (1885–1947), известный писатель, прогремевший еще до революции своим романом «Ольга Ор». В его дневнике, хранящемся в отделе рукописей Российской государственной библиотеки и пока не

Вообще все в комнате было шикарно, и поэтому Юра казался в ней каким-то диким диссонансом. Голова, оголенная тифом, была точь-в-точь описанная Твеном мальчишкина голова (яйцо, посыпанное перцем). Френч, молью обгрызенный, и под мышкой – дыра. На ногах – серые обмотки. Одна – длинная, другая – короткая. Во рту –

двухкопеечная трубка. В глазах – страх с тоской в чехарду играют.

– Что же те-перь бу-дет с на-ми? – спросил я и не узнал своего голоса. После второго приступа он был слаб, тонок и надтреснут.

– Что? Что?

Я повернулся на кровати и тоскливо глянул в окно, за которым тихо шевелились еще обнаженные ветви. Изумительное небо, чуть тронутое догорающей зарей, ответа, конечно, не дало. Промолчал и Слезкин, кивая обезображенной головой. Прошелестело платье в соседней комнате.

Зашептал женский голос:

– Сегодня ночью ингуши будут грабить город...

Слезкин дернулся в кресле и поправил:

– Не ингуши, а осетины. Не ночью, а завтра с утра.

опубликованном, за исключением отрывков, есть такие примечательные слова: «С Мишей Булгаковым я знаком с зимы 1920 г. Встретились мы во Владикавказе при белых. Он был военным врачом и сотрудничал в газете в качестве корреспондента. Когда я заболел сыпным тифом, его привели ко мне в качестве доктора. Он долго не мог определить моего заболевания, а когда узнал, что у меня тиф, – испугался до того, что боялся подойти близко, и сказал, что не уверен в себе... позвали другого.