Пожалуй, только в этот момент Геннадий впервые задумался над этим своим «стилем» и попытался понять, откуда же он у него взялся.
И тут вдруг с удивительной четкостью вспомнил он город Киров, небольшой домик за изгородью из бузины, отца, работавшего в то время технологом на заводе, мать, сестер.
Отец был членом парткома завода. Люди шли к нему за советом, за помощью, а порой и просто так, вечером, «на огонек», чтобы поговорить, отвести душу. У отца было много друзей. И эта атмосфера искренней дружбы, чуткого внимания, вечной готовности вмещаться в любое несправедливое или запутанное дело, заступиться, помочь, неизменно царила в их доме. И Геннадий гордился отцом, сам незаметно впитывал в себя его взгляды, поступки, его характер. Отцу самому, порой, было трудно, очень трудно. И это он не скрывал от сына. А накануне ухода Геннадия в армию, в самый разгар войны, состоялся их последний разговор, самый последний в жизни. И первые слова, которые отец оказал были:
- Запомни, Геня, на всю жизнь запомни. Коммунист - это только тот, кто сердцем умеет распознать истинного врага своего народа и никогда не будет бить по своим, никогда! Настоящий коммунист - это… - как бы сказать? - совесть народа, вот что. И еще помни: живем один раз, и жить надо по большой правде, нашей, ленинской. Другой правды на свете нет. Так и воюй, сынок, так и живи потом.
Об отце Геннадий сразу же и подумал, когда Басов сказал ему о «стиле» в работе.
- Ваше счастье, что вы так быстро им овладели, - повторил Басов.
- Это счастье дорого мне обошлось, - ответил Геннадий.
Басов не стал расспрашивать, только внимательно посмотрел на Геннадия, нахмурился и некоторое время задумчиво дымил своей изогнутой трубочкой.
В тот день, когда Геннадий получил от Коршунова дополнительные данные по меховой фабрике, он понял, что настало время для активных действий.
Вместе со Зверевым, который к этому времени был уже начальником отдела (его прежним отделением руководил теперь Геннадий), был составлен подробный план оперативных мероприятий. Басов утвердил его немедленно, внеся исправления лишь в сроки. Их он сократил до такого предела, что Геннадий и Зверев только переглянулись.
С этим планом Геннадий пришел на следующее утро к Сергею Коршунову.
- Давайте координировать, - сказал он.
Сергей с интересом прочел план.
- М-да, у вас, знаете, тоже, оказывается, работка дай боже! - с улыбкой покрутил он головой. - Что ж, теперь уговоримся о сроках и взаимной информации.
Они говорили около часу. Под конец Сергей сказал:
- Мой совет - опирайтесь там вот на кого. - Он набросал на листке несколько фамилий. - За них ручаюсь, не подведут.
- Спасибо. - Геннадий спрятал листок. - Но опираться буду не только на них.
- А на кого же еще?
- На всех, вернее, на любого, кто мне понадобится. Союзником нашим будет весь коллектив, все тысяча двести двадцать человек.
- Тысяча двести двадцать восемь, - уточнил Сергей.
- Восемь - это, допустим, преступники, - ответил Геннадий. - А то и меньше.
- Вообще-то верно, - согласился Сергей. - Что ж, желаю успеха. Вы сейчас куда?
- Собираюсь в гости.
- В гости? К кому же, если не секрет?
- К вашему приятелю Семену Долинину. Продумаем одну комбинацию.
Граверная мастерская, где работал Сенька Долинин, помещалась на шумной и просторной улице, в первом этаже маленького двухэтажного домика. За витринным стеклом видны были граверы, человек шесть, склонившиеся над своими столиками, где горкой лежали инструменты и жужжали миниатюрные станочки. Над каждым столиком даже днем горели лампы на тонких изогнутых штативах.
За оконцем в фанерной перегородке виднелась седая голова заведующего: он принимал и выдавал заказы.
Геннадий, как было условлено с Сенькой, подошел к витрине и стал разглядывать выставленные там образцы граверного искусства. Через минуту Сенька вышел из мастерской, и они двинулись в сторону соседнего сквера.
- Ну как, - спросил Геннадий, - говорил?
- Спрашиваете! Известное дело, говорил. Он его, оказывается, знает аж с тридцать второго года. Лично я успел в том году только родиться.
- Как же он к нему относится?
- Тоже выяснил. Уважительно относится и всей его брехне верит. И про главного конструктора и про премии…
- Так. Теперь самое главное. Как думаешь, можно ему доверять или нет? Не побежит рассказывать?
Сенька строго посмотрел на Геннадия.
- Это наш-то Михаил Маркович побежит? Да вы что?! Он, конечно, немного такой, знаете, не от мира сего. Но это же честный человек! Он, между прочим, первый образец ордена Ленина гравировал. Представляете? И вообще, я за него ручаюсь, - важно закончил Сенька.
- Понятно. Твоя рекомендация, конечно, много значит, - улыбнулся Геннадий и задумчиво спросил: - Вы на обед когда закрываетесь?
Сенька взглянул на часы.
- Через двадцать минут.
…Геннадий зашел в мастерскую ровно через двадцать минут. Из окошечка в перегородке высунулась седая голова Михаила Марковича. Близоруко щурясь, он сказал:
- Извините, пожалуйста, но у нас начинается обед. Очень прошу зайти через час.