Сны Черной Жемчужины

Мидори опустилась рядом с ним.

— Мы не угадали, что они отправят только Вестника за баку, но мы клялись, что прямого столкновения не будет. Если Кавано-сан и Юкико-сан придут сюда, им придется наказать нас за вызов их власти. Или хотя бы за похищение.

— Нет, если похищения не было, — сказал Кваскви.

Хлеб застрял в моем горле. Я закашлялась, и Кваскви склонился и с силой стукнул меня по спине.

— Эй!

— Ты перебиваешь продумывание преступления.

— Пап, — он молчал, но сжимал губы, и блеск его глаз давал понять, что он не рад. — Ты им доверяешь? — я не знала, имела в виду Зеркало или Совет.

— Дайте слово, что не попросите Кои снова трогать Жемчужину, и мы соврем для вас, — тихо сказал он. — Я привез Кои сюда, чтобы показать ей свою родину.

Было сложно помнить, что это была родина папы сто лет назад.

— Точно?

— Все эти годы я скрывал от тебя Иных и то, что значит быть баку. Это было ошибкой. Я думал, что смогу защитить тебя. Оградить от своих проблем.

«И я стала затворницей, боящейся, что схожу с ума».

— Изоляция — не верный ответ для Совета или хафу, — сказал Мурасэ. — Потому Зеркало нуждается в вас, Хераи-сан.

— Потому они нужны тебе, Кои-чан, — добавил папа.

— Мы — ваш народ, — сказала Бен. — Мы вам поможем.

— Если Черная Жемчужина вас не раздавит, — сказал Кваскви.

— И ты, — тихо спросила я, глядя только на морщинистое папино лицо. — Где твой народ?

Папа посмотрел с вызовом и печалью в словах.

— Мертвы. Они все мертвы.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Мы с Бен, выглядящие безобиднее всех, к недовольству Бен, были отправлены в прихожую музея ожидать прибытия Совета. Мы сидели за металлическим столом, пили чай и ели бутерброды с огурцами и крем-сыром без корочки, которые быстро сделала Мидори.

Мидори заявила, что, если Совет увидит меня вместе с похитителем, они не начнут атаковать. Она и воинственный Пон-сума приглядывали на Кеном в комнатке, где папа и Мурасэ продолжали обсуждать спокойно, но с угрозой цели Зеркала, готовые помочь, если ситуация обострится. Кваскви порхал между группами, носил новости и салфетки.

— Хераи-сан прав, — Бен улыбнулась, жуя бутерброд. — Мы нужны тебе.

— Я тебя умоляю, — фыркнула я.

— Не могу представить, как жить, не зная, какой ты. Сложно даже расти как хафу и знать обе стороны.

«Глупая не знает и половины. Попробуй расти как метис и мифологическое существо».

— Вы с Кеном наполовину люди, да? Мурасэ — ваш отец?

Бен кивнула.

— Но Мидори — не наша биологическая мать. Она — вторая жена отца. Моя мама умерла давным-давно, — в ее голосе была печаль, но лишь эхо горя, которое всегда было с ней.

— О, мне жаль.

«Мурасэ и Мидори вместе? Это логично», — я представила генеалогическое древо кицунэ. Мурасэ и Мидори были наверху, а Бен и Кен — как их дети.

— Не стоит. Она прожила полную человеческую жизнь.

Человеческую жизнь. Как давно это было?

Иные жили дольше. Это означало, что Бен и Кен пережили свою мать на десятки лет?

Я подумала о видении Кена, которое он передал мне в Токио. Его мама была в кимоно, фонарей на электричестве не было. Она держала умирающего мужчину на улице с брусчаткой. Это было до Второй мировой войны. Сколько же лет было Кену? Он был опытнее в отношениях, но насколько? У него был опыт из сотен девушек?

Грудь сдавило. А Марлин? Она была человеком, по крайней мере, не росла, вздрагивая от прикосновений. Но она тоже была дочерью папы, так что была хафу. Грудь болела от мысли, что Марлин не получила гены Иных, и я переживу ее на десятки лет.

Кваскви пришел, покачивая бедрами, с тарелкой кусочков яблока, красная кожура на каждом была разделена так, что торчала как ушки кролика.

— Итак, — сказал он спокойно Бен. — Расскажи мне о Пон-суме-сане. Ты могла бы представить нас парой?

Бен опустила последний бутерброд.

— Ты хочешь закрутить с белым волком?

Кваскви улыбнулся, сверкая зубами, но впервые за нахальством было видно нотку надежды юноши.

— У него уже есть партнер?

— Ах… нет… он — волк Севера, — Бен сделала паузу, чтобы это успели обдумать. — Может, он и хафу, как остальные в Зеркале, но его люди умерли еще тогда, когда в Японии были мои монгольские предки.

— Мило, — сказал Кваскви. — Я прослеживаю гениальную связь.

Бен закрыла рот, словно только что поняла, что выдавала все о Пон-суме на тарелочке.

— Что случилось с Черной Жемчужиной? — сказал Кваскви, сменив тему. Он выдвинул металлический стул, развернул его и сел, опустив скрещенные руки на спинку. — Ты можешь ее освободить?

— Не знаю, — сказала я. — Она очень сильная, но не совсем проснулась. Она не понимает, где она. Улликеми хотя бы хотел моей помощи.

— Мурасэ-сан пообещал не просить Кои-сан трогать Черную Жемчужину, — сказала Бен. — И Совет не захочет, чтобы она была возле древней, пока они не убедятся в ее верности.

— Тебе-то что? — спросила я.

— Ты меня знаешь, — сказал Кваскви, доставая толстый стебелек травы из-под водопада черных волос над ухом. Он сунул его между зубов, напоминая деревенского парня. — Всегда ищу проблемы.

Бен встала, сжала металлический край стола.

— Они тут.