Одежду на ночь с нее сняли – очень уж тяжело было целый день носить и рубаху, и сарафан, и душегрею, и опашень… Взамен нянька укутала ее, как младенца, в одеяла, так что Заряна не мерзла, но вот как и в чем ей выйти на улицу? Сапожки стояли у двери, в них легко шагнуть, а на плечах только нижняя рубаха! И шали рядом никакой нет, а на улице же сторожа стоят!
Оглядевшись почти в отчаянии, Заряна вдруг увидела висящий на крючке опашень – не ее, Радомиры. Воеводова дочь длинные да пышные одежды не любила, но надевала, коли нужда была. Пока до возка шла да в возке сидела. А как отъехали от Гранички – прыгнула в седло в коротком тулупе, а роскошный, подбитый куницей плащ оставила в повозке у подруги, почти сестры…
Радостно накинув на себя просторную одежку, Заряна выскользнула из возка и отошла в сторону, собираясь испачкать снег. Она уже склонилась, прячась от ветра, над симпатичным сугробом, как вдруг сзади ее обняли чьи-то крепкие руки:
– Ты вышла! Любимая, желанная, свет очей моих!
Заряна испуганно пискнула, а невидимый в темноте мужчина стиснул ее еще сильнее и принялся мять и тискать, бормоча что-то невразумительное. Заряна хрупкой неженкой никогда не была, поэтому собралась решительно двинуть наглецу в глаз, но для этого надо было повернуться, а незнакомец крепко держал ее, словно ждал, что она начнет брыкаться, и при этом жадно целовал ее висок, щеку, подбираясь к шее, да еще успевал сунуть руку под плащ и погладить то, что гладить нельзя никому, кроме мужа!
Купеческая дочь дергалась, рычала, но в какой-то момент поняла, что кричать бесполезно – ветер относил звуки, а застань ее в таком виде кто-нибудь из сторожей – и репутации конец! Тогда отважная девушка решила подождать немного, развернуться к мужчине и ударить так, как учили отец и братья – либо под дых, либо по мужской части, а если не получится, так хоть по ноге каблуком!
Этот план тоже провалился.
Ощутив, что «добыча» не дергается, Зареслав позволил себе немного развернуть девицу, при этом плотно спеленав ей руки ее же плащом. А чтобы не дай боги не закричала – впился в губы горячим поцелуем!
Ах, если бы он знал! Если бы помнил слова матери! Не зря приворотное зелье пополам делится, да двоими сразу пьется! Стоило Зареславу коснуться губ девушки, выпившей приворотное зелье, как в голове его не осталось ни одной мысли! Она поначалу жалобно вскрикнула, когда он яростно набросился на ее рот, но зелье в ней разжигало то же пламя – пусть непонятное и потому пугающее. Заряна поначалу пыталась отпрянуть от мужчины, но потом поняла, что его губы унимают ту странную тяжесть внутри нее, а его руки, сминая и оглаживая ее поверх опашня, дарят странную истому. Словно она придремала на летнем солнышке в жаркий день, и надо бы перейти в тень, но так не хочется!
Между тем в окутанной страстью голове Зареслава возникла здравая мысль – не в снегу же ему брать любимую? Бекеша его коротка, а сеновала тут не предвидится… Но рядом есть повозка с мягкой рухлядью! Меха, которые везут к княжьему двору! Связки соболей, лисиц, куниц – выделанные шкурки вязками по сорок штук зашиты в полотняные мешки и лежат в санях огромной мягкой горою. Иногда, иззябнув, охранники прятались в эти мешки, дыша звериным духом и полынью, оберегающей мех от моли.
Вот к этой телеге и потянул Зареслав Заряну. Правда, он думал, что тянет за собой Радомиру, и не замечал ни богатой рыжей косы, ни общей округлости фигуры. Любимая казалась ему безупречной, прекрасной и желанной. А уж необходимость сделать ее своей до рассвета и вовсе туманила голову.
Уложив Заряну в «гнездо», свитое из мешков с мехами, Зареслав решительно распахнул ее плащ и со стоном приник к груди. Сорочка из тонкого льна – мягкая, чуть влажная от пота, с бесстыжей откровенностью обрисовала высокую грудь, тонкую талию и пышные бедра девушки.
Целуя и поглаживая желанное тело прямо сквозь сорочку, Зареслав купался в теплом девичьем аромате, утыкался носом ей в шею, стонал и торопился, как подросток, впервые увидевший женщину на ложе. Наконец не выдержал – рванул вырез в стороны и под испуганное: «Ах!» Заряны раскрыл ее для себя, как спелый плод. Приник губами, отбросил мешающую ему одежду, рванул завязки портков и замер, нависнув над сжавшейся девушкой. Ах, вот если бы его отец подумал об этом раньше! Узнал, что у старого Буса есть дочь! Послал сватов, сыграли бы веселую свадьбу, и тогда он брал бы любимую на постели, укрытой пышными перинами, среди ароматов пшеничных колосьев, меда и овчины…
– Прости, прости! – он склонился ниже, ловя губами губы и толкнулся вперед, почти ослепнув от накрывшего его желания.
Ох, какой же горячей, узкой и желанной была его Радомира! Он ловил губами ее слезинки, шептал слова утешения и млел от счастья быть с ней! Жаль, женщины не часто получают удовольствие в первый раз! И все же он старался – был осторожным, целовал и постарался побыстрее выплеснуться в горячее желанное тепло, чтобы не мучить любимую, не растравлять ее рану.