Снег Энцелада

— Почему нет? Он мне всегда, кстати, не нравился. Мутный человечишко, чей-то родственник, надо к нему зайти.

— Бородулин…

Роман записал Бородулина.

— Тогда надо записать и чучелмейстера, — сказал я. — Я не помню, как его звали, вычурное что-то…

— Почему чучельник?

— Чучельники нередко маньячат. Норман Бейтс, например. Потом он явно непростой чучельник, чучельник-затейник… Нет, чучельника со счетов не сбрасываем.

— Кто еще?

— Светлов, — сказал я. — Алексей Степанович.

Роман хмыкнул и отобрал зажигалку.

— Светлов Алексей Степанович, ага. Между запуском автоматического зонда на Марс и испытаниями термоядерного реактора он немного шьет и поигрывает в «Четыре трупа». Ха-ха.

— А что такого? — спросил я. — Может, ему надоело без конца запускать автоматические зонды к Марсу, может, он решил вспомнить молодость? Некоторые становятся сентиментальными в определенном возрасте.

Воробей наклевался муравьев и принялся вызывающе купаться в пыли перед эстрадой.

— Вряд ли его можно считать главным подозреваемым в этих рассылках, — сказал Роман. — Ему-то зачем эти игры?

— Не знаю… Он эксцентричен.

— Многие миллиардеры эксцентричны, — возразил Роман. — Каждый второй Тони Старк, каждый третий Брюс Уэйн, обычное дело.

Алексей Степанович заполнил зажигалку тритием и отправил ее Роману. Забавный розыгрыш, чего уж там.

— Светлов эксцентричнее других, — сказал я. — Помнишь последний день?

Последний день, высок и страшен.

— Это ничего не доказывает и ни на что не указывает, — сказал Роман. — Но я согласен, сбрасывать его со счетов не стоит. И потом… Он слишком часто встречался.

Кстати, точно, я сам про это еще тогда думал. Они слишком часто мне встречались, и Федор, и Светлов. Посторонние люди так часто друг другу не встречаются.

— Механошина еще запиши, — посоветовал я.

— Механошин… Механошин. А он разве не это? Вроде Механошин… не в полной мере жив.

Неплохо научился излагать.

Роман полистал блокнот.

— Да, мертв, — подтвердил он.

Мертв, как собачье дерьмо.

— И снова игровой момент, — сказал я. — Все считают, что Механошин мертв, а он появится в решающий момент. Как такой твист?

— Разве его не похоронили?

— Тем интереснее.

Роман записал в блокнот Механошина.

— В принципе, ты прав, — сказал Роман. — Судья в «Десяти негритятах» тоже притворился мертвым. Кто дальше?

— Хватит.

Я поднял шишку и швырнул в воробья, попал, воробей, возмущенно чирикая, продолжил возиться в песке, мощная когтистая тварь.

— Кандидатуры, безусловно, достойные, — Роман помахал блокнотом. — Теперь осталось собрать материал…

— Какой материал?!

— ДНК, разумеется.

— Ты что, Рома, телевизора пересмотрел?! Ты сам себя слышишь?!

Воробей, испугавшись, ретировался.

— Это наиболее разумный шаг, — невозмутимо сказал Роман. — Восемьдесят процентов особо тяжких преступлений раскрываются с помощью ДНК-тестов, это официальная статистика.

Сорок процентов реальности поражено бурыми древоточцами.

Я все еще не мог поверить, что Роман всерьез. Хотя надо было — он в Чагинск приехал явно за этим.

Интересно, почему хвоя не осыпалась раньше?

Роман ждал, что я ему отвечу.

Нет ничего безнадежней возвращения.

Возвращение — удел проигравших.

Пусть и со щитом — удел проигравших.

Возвращаются те, кто не смог дойти.

Возвращаются те, кто испугался на полпути.

Иррационально, необъяснимо.

Современный Прометей слеп.

Современный Одиссей обречен.

Пауза затягивалась. Мы сидели в парке города Чагинска, вокруг шептала падающая хвоя, мы молчали.

— Ты как? — спросил наконец Роман. — Что решил?

Он прав. Зачем я тогда приехал?

— Не хочется идти тропой инфантила, — сказал я.

— Это говорит писатель.

— Сочинительство не равно инфантилизму.

— Ага. Не всякий инфантил писатель, но всякий писатель инфантил.

Признаться себе в этом практически невозможно. Годы учат ядовитым парадоксам. Возвращение всегда возмездие.

Возвращение есть возмездие. Для тех, кто возвращается, и для тех — кто оставался.

Поприще инфантила, Роман прав.

— Немного побуду, — ответил я.

Из двух зол выбирают с бо́льшими сиськами, так говорил маэстро Крыков.

— Ну побудь. Только, Витя, давай договоримся…

— Мешать не стану, — пообещал я.

Телефон. Я вздрогнул, телефон… Звонок словно упал, я услышал его над собой, у верхушек сосен, сначала еле различимый, потом все громче и ниже и вот уже в кармане.

Я ответил.

— Привет, москвич, — жирно произнес Эрп. — Не скучаешь?

— Нет.

— Рад за тебя. Слушай, будь другом, зайди в местные запчасти, посмотри карб на «Оку», может есть…

Я слушал его три минуты. Эрп рассказывал про карбюратор для «Оки», у его деда «Ока», тачка-огонь, но родной карб не тянет, он бы воткнул тюненый, но дед не разрешает…

Через три минуты Эрпу надоело.

— Ладно, москвич, отдыхай пока, а мне тут бежать пора…

Эрп отключился.

— Наверное, Роман, ты прав, — сказал я. — Раз я здесь… Все равно делать нечего… Какой у тебя план?

— Надо собрать образцы, — снова сказал Роман.

— У кого? — не понял я. — У всех подряд?

— У всех подряд не требуется, у основных фигурантов. И многие из них в Чагинске, между прочим…

— Погоди-погоди! Ты это серьезно?!

— Вполне.

— Я, если честно, не очень понимаю…