— Я особо не спрашивал. Думаю, это строилось впрок. Вот моя бабушка, как только у нее появлялись деньги, покупала телевизор. Или радиоприемник. Накопилось пять телевизоров и семь приемников. Может, Снаткина тоже запасалась.
Снаткина копила дом.
— Идея здравая, — сказал я. — Мой помощник по фирме каждый раз, заходя в магазин, покупает батарейки и лампочку.
— Надо еще брать туалетную бумагу, — посоветовал Роман. — В доме лучше иметь запас туалетной бумаги.
— И воду хорошо собирать.
Колонка на перекрестке сохранилась, от нее в сторону дома Снаткиной тянулся зеленый шланг, вероятно, Снаткина воду копила тоже.
— Воду дают по утрам, — сказал Роман. — Приходится запасаться. И это… Увидишь, короче.
Про воду я угадал, Снаткина ее на самом деле запасала. Наполняла колодец. Шланг перевешивался через сруб и уходил в глубь земли. Странный способ, никогда не думал, что в колодце можно запасти воду, моя бабушка никогда так не делала.
Мы вошли во двор и поднялись на веранду.
Количество велосипедных частей увеличилось: на стене висел десяток разноцветных передних вилок, на подоконнике блестела дюжина кареток, в левом углу связкой чернели цепи, в правом непонятные прутья — то ли голики, то ли саженцы.
Самой Снаткиной мы не встретили, но, по уверению Романа, она присутствовала, бродила в глубине дома как призрак, иногда плакала, иногда замирала возле стены и спала стоя.
— Лучше ее не беспокоить, — сказал Роман. — Постарайся не греметь.
Это было не так уж и просто — коридор оказался заполнен железом, мы пробирались через полумрак, стараясь не зацепиться.
Комната Романа была скучна и уныла. Койка, стол, стул, на столе ноутбук и электрическая одноконфорочная плитка с кастрюлей.
Я сел на стул, Роман включил плиту. Из коридора послышался железный лязг, я подумал, что ночью тут, наверное, странно. В тот раз было странно.
— А ты случайно не знаешь, куда памятник делся? — спросил я. — Снаткина не говорила?
— Не. Вроде на реставрацию увезли… Лет десять назад. С тех пор непонятно, пропал в дороге.
— Ну правильно, какие сейчас памятники.
— Село от деревни отличается церковью, город от села памятником, — заметил Роман.
— Местные вроде хотят разгородиться, — сказал я.
— Да, Снаткина говорила. Думаю, ничего не получится.
— Почему?
— Зине это невыгодно, — Роман вооружился расписной палехской поварешкой. — Была мэром города, а станет кем?
— Население-то убывает, — напомнил я. — Разгородка может случиться автоматически.
— Ну и что? Оно везде убывает. А потом, Чагинск — город старый. Можно сказать, исторический. Родина Пересвета.
— Здесь не родина Пересвета.
— Это вопрос дискуссионный, — Роман помешал суп поварешкой. — На сайте Чагинска сказано, что Александр Пересвет, направляясь на Куликовскую битву, останавливался на высоком берегу Ингиря и сказал, что земли сии напоминают ему отечество его. Так что да, родина. Если и не в смысле рождения, то в духовном смысле определенно.
Роман гонял в кастрюле сайру, понять, шутит он или серьезен, я не сумел.
— Рома, ты в курсе, где стоит Чагинск, а где случилась Куликовская битва? — спросил я.
— Где стоит Чагинск знаю, а где Куликовская битва нет. Как и многие серьезные ученые. Так что Пересвет мог вполне проезжать через Чагинск. Так что… Никто не позволит исторический город перевести в какое-то там село.
Роман задумчиво понюхал суп.
— Хотя… — вздохнул Роман печально. — Мне лично кажется, что грачи прилетели.
— Знаю. Вокзал, почта…
— Какой вокзал, какая почта — они баню закрыли, — вздохнул Роман. — У них мост подмыло, водокачка скоро обвалится — никто не чешется.
Город — это памятник, баня, водокачка.
— Сюда даже торговые сети не идут, — понизив голос, сообщил Роман.
— Я же говорю — разгородка неизбежна.
Суп закипел, плитка, невзирая на неказистый вид, грела исправно.
— Надо и мне такую купить, — заметил я.
Роман поставил на стол пластиковые тарелки и стал разливать суп.
— Очень удобно, рекомендую.
Еще Роман сказал, что Снаткина разрешает ему готовить на электрической плитке, но посуду мыть в доме нельзя — чтобы не гнили полы и не разводилась плесень. Поэтому Роман пользуется одноразовой посудой. Ну, или надо идти на колонку. Если я противник одноразового, то мытье миски на моей совести. Я, разумеется, был противник всего одноразового, но идти на колонку с миской не хотел, согласился на пластик.
— Тогда угощайся.
И Роман вручил мне гостевую железную ложку.
По мне, так суп из сайры Роману не удался. Сами консервы были не первого качества, поскольку в кастрюле я заметил исключительно хвосты. Морковь в супе имелась, но ни о какой пассировке речи не шло, морковь неприкаянно плавала в бульоне, порубленная на неодинаковые кружки. Лук и вовсе присутствовал в виде двух целых луковиц. Пожалуй, суп можно было несколько исправить каплей вустерширского соуса или обычного рыбного соуса, на крайний случай добавить немного табаско; я поинтересовался, однако всех этих приправ у Романа не нашлось, впрочем, он вспомнил, что видел на кухне у Снаткиной черный перец.