Дорога в Заингирь была мягкая, успокаивающего торфяного оттенка, отчего казалось, что нас, слегка занося на поворотах, несет по чайному ручью. Неширокая, но видно, что отсыпана недавно — песок не успел перемолоться в муку, оставался тяжел и не пылил, думаю, песок набрали на берегу реки, промытый и равномерный, отчего машину не трясло на встречных ухабах. Двигатель неслышно работал на низких оборотах, я жалел, что Заингирь не очень далеко, я был готов ехать по такой дороге хоть сто двадцать километров.
Роман сидел на пассажирском рядом с Аглаей, осторожно держа перед собой руки, надувшиеся желтеющими волдырями. Обматываться черной пленкой и лезть в подпол по завету Снаткиной он отказался, то есть не отказался, полез, но выдержал всего час, поскольку не сумел отделаться от назойливых опасений, что Снаткина его в погребе непременно запрет.
— Зачем ты ей нужен? — смеялась Аглая.
— Мало ли? — Роман дул на кисти. — Она же ку-ку-бабушка. А у таких всякие нужды… порой весьма непредвиденные…
— Она уж лет шестьдесят ку-ку-бабушка, — Аглая старательно объезжала немногочисленные лужи. — Но пока добрых молодцев в подвале не удерживала.
— Могла и начать, — сказал я. — Время безжалостно, оно нередко меняет людей.
Аглая удивительно красиво смеялась. Чрезвычайно высокое качество. Обычно смеются глупо и неестественно, хорошо, если десны не выставляются, мало кто умеет их сдерживать; я вот исключительно не люблю смотреть на посторонние десны, если кто смеется так, то человек этот для меня неприятен, спиной к нему лучше не поворачиваться.
— Это еще неизвестно, сколько у нее в подвале сиживало, — сказал Роман. — Опять же литература…
— Что литература? — не поняла Аглая.
— Снаткина пишет доклады, ты сама же показывала, — напомнил я. — Петр Сажин, филантроп, все такое… А литература, особенно в столь почтенном возрасте, не так безопасна, как представляется на обывательский взгляд. Видимо, эти доклады постепенно истончают ее психику.
По сторонам дороги хвойный лес, ельник в низинах, сосны на пологих холмах, можжевеловый подрост на месте вырубок, кажется, раньше мы проезжали ручей, сейчас нет. А вырубок действительно много, и пахучих свежих, и старых, успевших затянуться подлеском. Короед не ест можжевельник, надо распространять именно этот вид, из можжевельника можно делать джин и исторические луки.
— Зато неплохо поддерживает ее соматику, — добавил Роман. — Она с колодца ведро пятнадцатилитровое только так достает!
Это правда. И в магазин сама ходит, как всегда с велосипедом. Веломания, как частный случай обсессивно-компульсивного синдрома.
— А вы знаете, что она одного пасечника избила? — спросила Аглая.
Мы не знали, и Аглая стала рассказывать про Снаткину и пасечника. Жадный пчеловод продал Снаткиной сахарный мед, не в том смысле что разбавленный сиропом, а пчелы у него на сахаре зимовали, а Снаткина в таких делах чрезвычайно придирчива, определила по виду. После чего крепко избила пасечника ложкой.
— Ложкой? — осторожно спросил я.
— Ага. У нее с собой всегда ложка имеется.
— Зачем ей ложка? — спросил Роман. — Велосипед понятно, а ложка? И потом, я не замечал никакой ложки…
— Она с ней с детства ходит, — ответила Аглая. — На шнурке ее носит. В школе ее дразнили, так она этой ложкой отбивалась.
— Может, не ложка, может, свинчатка? — спросил Роман. — Свинчатку как раз в ложку заливают…
Роман стал рассказывать про свинчатки, а я с удовольствием смотрел на дорогу, ведущую в Заингирь. Минут через пятнадцать нам встретился похожий на старого тощего пса лесовоз: поджарый, изломанный сосновыми хлыстами, с линялой пластмассовой розой на бампере, лязгающий цепями и потеющий маслом, он накручивал дорогу, раскачиваясь, размахивая тросами и коптя солярой. Аглая приняла к обочине, и мы переждали, пока лесовоз проедет мимо.
— А водитель где? — спросил Роман.
Я тоже водителя не заметил, лесовоз ехал самостоятельно.
— Наклонился за сигаретами, — предположила Аглая.
Нет там никакого водителя, вдруг подумал я.
— Это лесовоз-призрак.
— Как это? — заинтересовалась Аглая.
— Как поезд-призрак, только лесовоз.
Есть поезда-призраки, их нередко замечают на станциях Северной железной дороги, а есть лесовоз-призрак.
— Есть такая легенда. Однажды, в начале июля…