Заместителем у Сироткина был одесский еврей по фамилии, кажется Каминский. До войны он работал инженером и в ту пору казался нам стариком, хотя ему было всего тридцать шесть лет. Он рассказывал Сироткину, а Валерий Ефремович уже после войны рассказывал мне, как, будучи на Урале, где-то под Нижним Тагилом, где производили танки, он дважды писал заявления, чтобы с него сняли «бронь» и отправили на фронт. Но ему всякий раз отказывали, и тогда он нашел врача, своего земляка, одессита. Тот ему что-то настрочил и его сняли с брони. Но все же он был больным человеком и поэтому его направили в тыловую часть. Как раз в то время у Сироткина, командовавшего еще ротой погиб заместитель и он нуждался в помощнике. Старшина Филимоненко приехал за боеприпасами на склад, где служил Каминский, и, вернувшись, сказал Сироткину: «Вам нужен заместитель? Я видел хорошего мужика. Старше вас, рассудительный…» Воевавшие люди разбирались и с полувзгляда понимали друг друга. Сироткин приехал туда, увидел его, забрал, и так он стал его заместителем.
В то время с пополнением стали приходить ребята, призванные с бывших оккупированных территорий и из числа бывших военнопленных. Среди солдат отношение к ним было абсолютно такое же, как и к солдатам призванным из тыловых районов страны. Расскажу, например, о своем непосредственном опыте. Там, где я родился, говорят не почему, а почто, не Или, а Але. Помню, у нас в деревне идут ребята с гармонью и поют: «Але ты ня ви, ня видешь. Але ты ня слы, ня слышышь. Красное знамя нясут впяряди…» Это такой своеобразный псковский говорок. И вот с пополнением пришел парень. Подходит ко мне и говорит: «Давай знакомиться». Познакомились, стали разговаривать. Я ему говорю: «Слушай, а ты «скобарь». Он удивился: «А откуда ты знаешь?» – «Потому что я тоже». Рассказал мне, что всю оккупацию прожил в маленькой деревне километрах в двадцати от Бежаниц. Тут, кто-то позвал меня: «Альтшуллер!» Он меня спрашивает: «А, че такая у тебя фамилия?» Отвечаю: «Я еврей». Он так на меня уставился и спрашивает: «А, а что это такое Еврей?» Как мог ему объяснил. Повторяю, что к таким людям, как этот парень, не было предвзятого отношения.
Есть в Финском заливе эстонский остров Сааремаа, который теперь называется Эзель. Огромный остров, на котором стоит город Курессааре. Мы там высаживались и нас там здорово потрепали. И вот когда мы там жили в бывшей немецкой казарме, отдыхали и ждали пополнения, как-то будит меня мой дружок Сашка: «Вставай.
Пойдем, посмотришь». Вышли. Видим, человек пять за оглобли везут телегу, а за ними еще человек сорок. Голодные, изможденные ребята, все плохо обмундированы, без ремней в обмотках. Сзади конвой в синих фуражках, а впереди лейтенант. Спрашиваю Сашку: «Ну и чего?» – «Это штрафники. Пойдем посмотрим». Мы там себя довольно свободно чувствовали, поэтому пошли за ними.
Свернули с дороги, а надо сказать, что там очень много камней. Все остановились. Вперед вышел старшина в отличном обмундировании из американской ткани, в шикарных хромовых сапогах с пистолетом на ремне. Взял лопату и очертил ею вокруг едва торчавшего из земли валуна и приказал его откапывать. Они взяли из телеги лопаты, откопали. С собой у них были деревянные слеги.
Их подсунули под него и всей армадой вытащили этот камень. Последовал приказ откатить валун метров на пятнадцать и закопать яму. Сложили лопаты в телегу, снова впряглись в нее, и пошли обратно. Кстати, как мы потом узнали, эту телегу они называли «амнистия». А мы, вернувшись к себе, рассказали ребятам об увиденном.
Я предложил: «Может, жратвы им соберем?» Нас тогда кормили очень хорошо, и мы собрали им пакеты с едой.
И когда они возвращались, мы подошли к этому лейтенанту и говорим: «Можно, ребятам дать подхарчиться?» Он отвечает: «Переживут. Не лезьте!» Мы не то чтобы испугались, но как-то стушевались. Тут выходит наш сержант, пулеметчик, фамилию которого забыл, но помню, что у него было два ордена «Красной Звезды». И он говорит этому лейтенанту: «Посмотри на свою… и на них».
Тот побагровел, задергался, но нас было человек восемь фронтовиков. Ну, мы отдали продукты, а на другое утро снова будит меня Сашка: «Пойдем, увидишь картину!» Снова движется вчерашняя процессия, подходят к вчерашнему камню. Старшина отходит метров на двадцать очерчивает лопатой большой круг и говорит: «Копайте на 10 штыков». Они молча выкопали, тогда старшина приказывает подкатить и сбросить в яму вчерашний камень… Скинули, закапывают. Сашка спрашивает меня: «Если завтра ты придешь сюда, понимаешь, что увидишь?» Я понял…