Смерти.net

– Да, это был настоящий детектив. Я за всю жизнь так и не смог окончательно выяснить, она существовала или нет. Потому что память моя обо всех этих событиях болезненно, чрезмерно яркая – на уровне флешбэка или галлюцинации. Но сама история – чересчур книжная, подростковая. И правда как девичьи рассказы из старых журналов. А с другой стороны, и девчонка была яркая, она вполне могла саму себя выдумать как такой яркий готический образ – и бойко отыгрывать его.

– Еще, может быть, она не умерла, – вдруг предположила я. – Ну, если она существовала. Просто обиделась на тебя и попросила отца сказать, что она умерла в страшных мучениях. И хотела увидеть, как ты придешь на похороны весь в черном, залитый слезами, с огромным венком пластиковых мертвых цветов – она ведь обожала пластмассу. А ты не пришел. И упустил шанс любви на всю жизнь. А ей сейчас под пятьдесят, у нее уже внуки, наверное. И она до сих пор такая готическая бабулечка в черных кружевах. И давным-давно про тебя забыла. Но однажды ее похищенный дубликат проснется и увидит около своей кровати испуганного семнадцатилетнего мальчика с огромными серыми глазами. Тут-то и начнется настоящее веселье! Слушай, было бы отлично! Мы бы их переженили, этих детей!

– Нет, – покачал головой А. – Мы бы их не переженили, потому что все закончилось ужасно.

Пока они с V колесили по бесконечным контекстуальным хайвеям южного региона контекстуальной страны мертвых, ночуя в мотелях и бегая по жарким стрекочущим ночным полям в поисках редких мохнатых бабочек-бражников, она рассказывала ему все больше и больше эпизодов из той мифической десятидневочки.

Она помнила даже то, что сам А. уже не помнил – возможно, это бессознательное или вытесненное. Вот она, внутренняя вытесненная травма – ходит живая-здоровая, улыбается, приносит по утрам из таракановых лобби жидкий коричневый кофе в белых пенопластовых стаканах.

– Еще у нее были огромные сиськи, не как у моей изначальной V, – сказал А. – И вообще, в ней было слишком много секса, в этой девочке. Именно поэтому я сразу понял, что дубликат жены тоже похитили. Она почему-то восприняла эту историю как-то искаженно.

Сильно концентрироваться на роуд-трипе А. не хотел – хотя, подозреваю, эта история могла бы оказаться достойным материалом для отдельной брошюры о нейрозомби – развлекательной; жанр – постапокалиптический нон-фикшн, основанный на полностью выдуманных событиях, в идеале – графическая новелла. Через неделю А. и V добрались до городка, где жили бывшая жена/вдова А. и ее новый, уже довольно старый муж, – и ввалились прямо к ним домой. Жена, конечно, в слезы, муж в ужасе, девчонка тоже стала нервничать, сидела на кухне, раскачивалась в кресле-качалке, смотрела исподлобья, как нахохлившаяся птичка.

– Я от тебя ничего не хочу! – кричал А. – Ничего мне не нужно, я бы даже и не ехал к тебе, я бы вообще не знал о твоем существовании здесь, мне и без тебя отлично, отлично мне без тебя – я просто хочу выяснить одну штуку, одну штуку хочу выяснить – откуда вот она тут взялась! Вот эта откуда взялась тут! Потому что ей неоткуда, неоткуда было взяться, вообще неоткуда!

Жена же причитала, всплескивала руками, просила прощения, пыталась что-то объяснять про свое оставленное в реальном мире фем-трио – хотя А. это все давно не волновало (или мне хотелось так думать).

– Меня ничего не волнует, – повторял А. – Не волнуют твои дети, не волнуют твои и его вот – вот его вот! – дети, не волнует пол этих детей и имена этих детей, все, что вы породили с ним – вот с ним! – меня не волнует и не будет волновать. Но эту вот девчонку – вот ее – породили мы с тобой. Я и ты.

– У нас не было детей, не было! – повторяла жена. – Это с тобой было что-то не так, с тобой! Это ты свинкой болел на втором курсе, помнишь?

– Не было, – соглашался А. – А теперь есть, фигурально выражаясь! Вот эта девочка – она у нас есть. Если бы мы с тобой тут не находились – она бы не появилась. Она создана моими и твоими воспоминаниями. При этом мои воспоминания, наверное, реальны – хотя я не уверен. А твои – это воспоминания, сконструированные тем, что я рассказывал. Поэтому я хочу понять, как это вообще стало возможным!

– Что ж вы творите, суки, – шипела V, продолжая раскачиваться на стуле. – Что я вам сделала? О чем вы вообще говорите? Я не понимаю, я не понимаю, я не понимаю!

И прижимала руки к горлу, и грызла себе запястья, и вот уже начала кашлять надсадным кашлем сердечным, как тогда, в свои шестнадцать.

– Я просто хочу понять, – повторял А. – Я ничего не хочу знать, ничего знать о тебе не хочу, и о нем не хочу – да выйди же! что ты тут стоишь, при чем тут ты, выйди куда-нибудь, мы сейчас быстро разберемся и уедем, мы уедем, слышишь? Я не останусь тут, мать твою, не останусь, только выйди, и лучше поскорее, я не хочу тебя видеть, я не хочу тебя запоминать, видеть рожу твою не могу – вышел, вышел немедленно! Черт, ну какой он неприятный, почему он нас боится? Объясни теперь – почему она появилась, откуда она взялась – ты о ней думала? Ты думала о ней, когда думала обо мне?