Смерти.net

– Вы о чем, какая конференция, – тихо, но твердо повторяла она. – Я не организовываю сейчас конференции, чего вы прицепились с этим котом, вы что, шпионите за мной? Хотите, чтобы я сказала, что это взятка? Ну хорошо, я скажу вам, это взятка, и что вы мне сделаете? Что мне кто сделает? Мне принесли взятку котом, и кот мне не нужен – и что? Хотите его взять себе – берите, но раз вы так до меня докопались, тогда объясните, зачем он вам нужен.

Я вытаращилась на Лину, как на призрак Лины (которым она, вероятно, была).

Лина раздраженно сунула мне переноску. Я уже ничего не понимала. Да, мне нужен был кот, чтобы дать его ей в качестве взятки! Но, выходит, я уже отдала его ей в качестве взятки! Взятки борзыми котами, черт бы их побрал. Теперь она хочет вернуть мою взятку мне же – зачем? – чтобы я снова принесла его ей в качестве взятки? Чертово беспамятство Мёбиуса.

Или это просто совпадение, но слишком странное. В том мире, где мы находимся, не бывает совпадений. И по отсутствию совпадений я иногда скучаю не меньше, чем по близким.

– А кто вам дал кота? – Я попыталась заглянуть в переноску. – Я? Правильно?

– Так, отойдите от меня, пожалуйста, – сказала Лина. – Мне неуютно.

Она потянула переноску на себя. Передумала?

Я отпустила руки, и мой взгляд столкнулся с ледяным, столового серебра гладкости, зеленым взглядом кота. Это был, кажется, немного другой кот.

– Кисанька, – сказала я.

– Я назвала его Слоник, потому что он смешно топал по ночам, – вдруг потеплела Лина. – Что не мешает мне от него избавиться.

– А почему нельзя оставить?

Пожала плечами.

– Мне не нужен кот. Я не люблю котов. Я собаку хотела.

Почему-то я точно знала, что это кот из бабкиной команды, из Ордена Белого Слоника.

Или нейрозомби вроде бабки на самом деле умеют порождать объективные вещи (поэтому кошачья бабка плодит котов – но почему она тогда отлично помнит, сколько их?), или объективные вещи имеют какое-то подобие призрачной памяти и порождают нейрозомби – могут ли двенадцать ктиков придумать себе заботливую бабку в качестве коллективного воспоминания, чтобы не жить на улице, а приходить в теплый дом, лакать молоко, пить хрустящую морозную водичку из крана?

Я оставила Лину и побежала искать мужа. В аукционном зале вовсю происходила борьба смыслов.

Естественно, среди оценщиков была и бабка – откуда-то почуяла ктика, что ли! Сидела за решеткой, осуждающе поджав свои алчные, жадные до жизни кошелёчные губы. Все сошлось! Но я уже ничего не понимала.

* * *

Я толкаю мужа локтем и шепчу: твой или не твой? Ведущий испуганно объявляет ктика, все смущаются, ктика вынимают из переноски и всего как есть – белого, шарообразного, с возмущенно поджатым хвостом – передают в клетку. Бабка обнимает ктика и плачет. Драма, все счастливы.

Потом ей яблоко приносят – тоже плачет. Из моего сада, говорит, из садочка моего! Гладит его кончиками пальцев, рыдает. Сада-то этого уже нет давно, причитает, садочка-то нет, где тот садочек, восемнадцать яблонек отец мой сажал, да под девятнадцатой сам лег, и вот это оттуда яблочко! Там корни его внутри, кости внутри, зубы внутри и еще что-то, но я забыла.

Не отдам яблочко, говорит, не отдам, это я молодая, вы что, не видите? Вот же, это же я молодая.

И показывает яблоко всем. Видите?

Да, все ради этого ходят.

Яблоко отнимают, бабка плачет.

– Они все так делают, – смеется кто-то в зале нервным смехом.

– Все яблоки сгнили мои, все, – тихо говорит бабка. – А это хорошее.

Девушка лет двадцати семи с рыжими седыми волосами – интересно, она настоящий дубликат или похищенный? – выменивает кота и яблоко на синюю бутылку, синюю раму и бодрый кактус (я снова вспоминаю ежа, и мне нестерпимо хочется лизнуть кактус). Лина забирает кактус и бутылку, проходит мимо меня и даже не замечает.

Такое иногда бывает в театре или филармонии – когда мимо тебя по залу проходит любимый актер или исполнитель, и ты мысленно кричишь: вот же я, посмотри. А он проносится, как ветер, в метре от тебя и ничего не чувствует: односторонний факт близости.

Я протиснулась сквозь толпу прямо к бабке. Охранники попросили меня отойти подальше – с работающими нейрозомби-оценщиками общаться было запрещено, их эскортируют домой или в гостиницу в строжайшем секрете.

Но мне уже нечего было терять: я боялась, что и бабка меня не узнает. Кружа вокруг охранников, учтиво подталкивающих меня к выходу, я махала бабке рукой.

– Эй, – бормотала я. – Эй, ну посмотри же, глянь на меня. Я знаю, что это твой кот был. Я помогу тебе его вернуть. Вместе будем работать. Ну? Слышишь?

Но это все смотрелось не очень убедительно – намерение мое все еще пылало, а вот смысл растаял. Получилось, что мне был нужен не кот, а какого-то рода информация.

Бабку уводили, как Ли Харви Освальда или Марка Чепмена, она смотрела на меня сквозь зубы, именно так. Хотя я была единственной в этом зале, знающей наверняка и точно, что зубов у нее почти не осталось: шестеро коренных да двое шатких на передовой. Мои пальцы не забудут твои зубы. Ты только что застрелила Джона Леннона, бабка.