Смертеплаватели

Всё та же внешняя сила, переставляя подгибающиеся ноги Тана, ведёт его к подножию золотого плоского престола, на котором распростёрт буйвол, живое сиденье адского царя. О, кошмар непревзойдённый!.. Полуобморочного грешника хватают за поясницу два чёрных пальца Ямы, с когтями побольше сабель. Отрывают от земли… Нет, это ещё не путь в глотку чудовища. Тана держат таким образом, чтобы и он мог заглянуть в зеркало Судьи.

Тремя палящими очами жадно смотрит «фильм» Яма; и, теснясь вокруг своего владыки, кто одним глазом, а кто и сотней, впились в зеркало демоны-ракшасы. А там, точно на экране телевизора, он сам, Тан Кхим Тай, вершит дела, которые недавно считал доблестными и необходимыми для победы революции.

Медная гладь показывает привычные занятия начкоммуны. И каждый раз, когда он стреляет в кого-то, или проламывает кому-то темя прикладом, или, как то было в 76-м году под Прейвэнгом, загоняет десяток людей в яму, нарочно вырытую экскаватором, и мечет туда пару гранат, — каждый раз полчище демонов разражается тоскливым, угрожающим завыванием. Видит Тан и последнее своё убийство, — не самое жестокое, но то, что жжёт его память даже здесь, в доменной жаре и вони пекла… этот тихий выстрел в душистой ночи и тихо падающую Чей Варин!

Всё. Кончен просмотр. Быкоголовый бросает зеркало, ракшасы раболепно подхватывают его. Лапища бога опускает наземь Тана. Жезл, увенчанный алмазным черепом со слоновью голову, указывает на него.

— Ты!.. — Хриплый рык Ямы легко перекрывает и гул огня, и плеск бурной Вайтарани. — Ты нарушил все законы, божеские и человеческие; ты отяготил свою карму таким количеством злодеяний, что даже нижний круг ада, какола, был бы для тебя лёгким наказанием. Поэтому я приговариваю тебя, Тан Кхим Тай… — Совсем сипнет голос бога; не глядя, Судья протягивает ручищу в сторону, и трёхголовый ракшас подаёт ему чашу. Яма громко отхлёбывает; на его дремучую грудь выплёскиваются из чаши брызги крови. — Приговариваю тебя к особой, редко употребляемой мере наказания! До конца кальпы[39] твоё «я» станет переходить из одного тела в другое, и нить памяти не прервётся. Но пребывание в каждой плоти продлится ровно столько, сколько надо, чтобы этому существу умереть. Ты будешь быком, но лишь пока обух ударяет его и животное корчится в агонии; змеёй, которую раздавливает колесо, — пока она издыхает; примешь смерть на эшафоте, будешь умирать от рака, падать в расплавленную сталь… миллиарды раз, миллионы лет подряд! — Яма снова отпивает крови. — Да свершится Суд! Слуги, влеките его к первому воплощению!..

Осуждённый, не в силах стоять, падает на колени. Он сломлен, раздавлен; он протягивает руки к хохочущему Быку и молит… вернее, пытается выжать из себя хоть слово мольбы. Слёзы льются в молчании. Судья обрёк Тан Кхим Тая на вечную немоту.

Из гурьбы, беснующейся вокруг трона Ямы, выбегают два демона с кабаньими харями и львиными гривами, стоящими дыбом. Больно схватив Тана когтями за плечи, визжа и ревя, ракшасы взлетают и тянут его ввысь, к миру воплощений. Сейчас начнётся казнь…

Но что это? Сквозь вихри пламени, стеной встающего до небес, Тан смутно видит женщину. Белесая, прозрачная, словно сотканная из кисеи, она спокойно парит, и огонь не причиняет ей вреда. Женщина поднимает ладони и лицо, словно обращаясь к горнему заступнику… Чей Варин!

Демоны чуть замедляют свой стремительный взлёт. В душе Тана, которая ему самому теперь кажется горстью пепла, возникает искорка робкой надежды.

Призрак Чей тает, едва появившись, но её молитвенным жестом начата некая новая цепь событий. Слабеет хватка львов-кабанов, они огорчённо скулят, зависая в пространстве. Сверху, из тусклого звёздного далека, спускается яркий, разноцветный метеор. Скоро становится видно: это человек в богатых одеждах салатового и персикового цветов, окруженный нежным сиянием, словно одуванчик серебристым пухом. Летя, он сидит в «позе лотоса».

Приблизившись, розоволицый летун делает властный жест рукой: «Внимание и повиновение!» Дрожа, шепчут друг другу ракшасы:

— Бодхисаттва[40]! Бодхисаттва!..

Заступник важно планирует вниз, и вепреголовые несут вслед за ним воспрянувшего Тана.

Паря перед мордой Судьи, в ноздрю которого он мог бы влететь, будто в пещеру, бодхисаттва кричит звонким, не приемлющим возражений голосом:

— Праведная душа предстательствует за этого грешника, о царь! Он должен быть подвергнут меньшему, начальному испытанию; если же не выдержит его, вновь водворится в твои владения!

С явной досадой, пыхтя и носом выбрасывая клубы искр, склоняет рога и жезл яростный чёрный Яма…

Где же он, ад; где сплошь пылающая каменистая пустыня, рассечённая тёмной рекой; где престол и свита быкоголового бога?… Нет ничего этого! После лёгкого, освежающего полёта сквозь синий бархатный простор они опускаются на прекрасную планету, — бодхисаттва за руку с Таном. Ожоги бывшего начкоммуны волшебно зажили, внутри блаженное тепло и покой… Близится мир, подобный чеканному блюду, полному драгоценностей.