Смертеплаватели

Из основных Солей, содержащихся в человеческом прахе, Философ сможет, не прибегая к запретной Некромантии, воссоздать тело любого Усопшего из Предков наших, где бы сие тело погребено ни было.

Бореллий[33]

Смерть, можно сказать, есть анестезия, при коей происходит самое полное трупоразъятие, разложение и рассеяние вещества. Собирание рассеянных частиц есть вопрос космотеллурической[34] науки и искусства… а сложение уже собранных частиц есть вопрос физиологический, гистологический, вопрос сшивания, так сказать, тканей человеческого тела, тела своих отцов и матерей… Как ни велик труд, который предстоит при восстановлении рассеянного вещества, не следует, однако, отчаиваться… Всё вещество есть прах предков.

Николай Фёдоров[35]

Информация не может исчезнуть. Положив камень в ручей, вы тем самым измените характеристики течения; вода подмоет берега, иной станет форма русла; если ручей впадает в реку — перемены затронут и её; невозможно сказать, окончится ли эта цепь изменений в море, куда впадает река, или в океане, с которым сообщается море, или в атмосфере, соприкасающейся с его водами… скорее всего, конца не будет! Имея надлежащие методы и средства, можно, находясь у самых дальних звёзд, проследить в обратном порядке всю цепь причин и следствий и прийти к камню, лежащему в ручье; узнать о нём всё, что угодно, и даже, если камень уже разрушен, по собранным данным восстановить его. Теперь замените камень — человеком…

Рагнар Даниельсен

ІІ. Аиса, дочь Амаги. Тихая Страна

Мы стреляем из лука, метаем дротики и

скачем верхом на конях; напротив, к женской

работе мы не привыкли.

Геродот

Бледно от жары небо. Жаворонок, будто на нитке подвешенный к самому солнцу, трелью своей вторит дружному щёкоту кузнечиков. Что это? Не предосенняя свежесть кругом, как то было сегодня утром, — звонкий зной разгара лета! И места вроде бы незнакомые, не видно крутобокой гряды холмов. Всем кочевьям кочевье, золотая степь, очерченная земным кругом. Безветрие. Дух плывёт со всех сторон дурманный, пряный: разогретые, пахнут жёлтые султаны донника, седая полынь, лиловая душица… И — пусто, безлюдно кругом. Лишь табунок рыжих тарпанов мелькнул, протопотал дробно за бугром.

Что с ней происходит? Словно не было боя за росский град, и хмельного азарта рубки, и хрусткой пыли на зубах, и удара обухом в висок, и жуткого ощущения того, как жизнь вытекает слабеющей струйкою в пыль, точно кумыс из расколотого кувшина. Ощупала себя, ладонью провела по лицу — ни раны, ни ушиба… Снова бодрая, упругая, стоит Аиса посреди травы, широко расставив ноги в сапогах-чулках, с мечом у пояса. Разве что гвоздики полевые, разбрызганные вокруг, напоминают о каплях крови.

Тихая Страна. Вечное кочевье посмертной жизни. Всё, как учили Священные Матери.

И разом, едва осознала Аиса, где она, — стыдно ей стало, хоть в лопухи прячься. Вот сейчас предстанет она перед богами, прямо с поля боя, неоплаканная, без напутствия Матерей… А одежда?! Ни платья длинного, обшитого золотыми бляшками, ни диадемы с жемчугом и бирюзой! У каждой девушки-бойца лежит в кибитке, в сундуке такой наряд, для собственной свадьбы или похорон. Даже пищи нет на первые дни, пока она не поохотится, — жертвенного барана. Да и какая это будет охота без коня? Рыжего любимца не закололи на её могиле, теперь он не ждёт хозяйку под седлом.