Смертеплаватели

О, невыразимые словами красота и богатство! Рубиново красны огромные дворцы под золотой черепицей, из слоновой кости сделаны конические ажурные кровли храмов; всё утопает в садах, пестрящих сказочными цветами, и всё удвоено гранями зеркальных озер.

Они скользят над прозрачной водой озера, величиной подобного морю. Внизу проносятся выгнутые, белого резного мрамора мосты, ведущие к островам с изящными беседками. Стаи вуалехвостых рыб, похожих на танцовщиц в пышных платьях, скользят, задевая оборками жемчужные россыпи дна. Гигантская, не меньше, чем остров с беседкой, нежится на воде черепаха, и на панцире её, покрытом выпуклыми иероглифами, танцуют красавицы-феи.

Близится круглый, вздымающийся полушарием, громадный остров посреди водной шири. Там восседает некто, вдесятеро превосходящий ростом Яму, с алой кожей лица и рук, в роскошных парчовых одеждах и остроконечной шапке. Он испускает расходящееся концентрическими кругами, могучее радужное сияние. Вокруг алокожего кольцами сидят на белоснежном песке сотни людей, бородатых и безбородых, в императорских одеяниях и кирпичных тогах монахов, — должно быть, святые.

Тан разом узнаёт и зазвёздную страну счастья — Сукхавати, и её царя на престоле со спинкой в виде павлиньего хвоста. Точь-в-точь, как рассказывала мама…

Заступник опускает помилованного (надолго ли?) к переливчатым ступеням трона. Преклонив колени, Тан складывает ладони перед грудью, закрывает глаза. Словно порывом тёплого ветра, из души выносит все чувства, кроме самого полного, восторженного смирения. Неизъяснимо ласкающим мягким громом раскатываются в вышине первые слова Будды Амитабхи, владыки рая…

Радость освобождения от зла — чистую, ничем не смущаемую — чувствует Тан Кхим Тай, касаясь лбом благоуханного песка. Лопаются давние, постылые узы, больно теснившие душу. Как же он мог — верить во всю эту скучную, беспросветно-злобную чушь, поклоняться тупым, жестоким идолам?! Как мог убивать ни в чем не повинных монахов, учительниц, банковских клерков, искренне считая их всех заядлыми врагами, паразитами, объедающимися за счет бедного крестьянства? О, сколь справедливо всё, что произносит над его повинной головой этот голос, подобный весенним раскатам перед животворным дождём! Оказывается, пока падал Тан в глубину ада и пребывал там, бессчётные миновали века. Будущее родной земли, оплаченное миллионами смертей, в том числе и его, Тана, гибелью в лесной коммуне, кажется честным и единственно правильным. Всё это просто великолепно: и восстание мятежных полков, и помощь соседней страны в расправе с «ангка», и алое знамя с пятью башнями священного Ангкор-Вата, осенившее мёртвую столицу, и последовавшее небыстрое, но верное возрождение королевства Камбоджи, и нынешняя счастливая жизнь потомков кхмеров в громадной общелюдской семье…

— Взгляни на меня, сын мой!

Медленно склоняется лицо властелина Сукхавати. Раскосые изумрудные глаза ласково смотрят в глаза Тана. Он уже не чувствует себя насекомым, брошенным к подножию сияющего колосса; божество, исполненное любви, ласково говорит с ним; ему позволено искупить бесчисленные грехи, обрести новую карму! Спасибо добрейшей и благороднейшей из женщин — его последней жертве, Чей Варин!..

— Отныне ты примешь на себя подвиг, настолько трудный, чтобы на весах Вечного Закона, Дхармы, он уравновесил и превысил содеянное тобою зло. Не будешь знать ни сна, ни праздного часа в своём истовом служении…

Тан внимает — более, чем когда-либо в земной жизни, готовый вдохновенно, без сомнений отдать всего себя. Что может быть лучше и выше, чем подвиг, всецело поглощающий время, энергию, волю?! Больше нет унизительного, гасящего сознание страха перед будущим, и само раскаяние превращается в некий душевный зуд: скорее, скорее за работу! Прямой, ярко озарённый путь впереди, ясная, не допускающая сомнений цель, — а что ещё надо Тан Кхим Таю для счастья?…

IV. Алексей Кирьянов. Берег Днепра

И внял я неба содроганье,

И горний ангелов полёт,

И гад морских подводный ход,

И дальней лозы прозябанье.

Александр Пушкин

У тех, кто допущен туда, от тела исходит сияние,

и это тело… результат их деяний, а не порождение

матери и отца. Там нет ни пота, ни зловония, ни мочи,

ни испражнений, пыль… не ложится на их одежды…

«Махабхарата». Книга Лесная. Сказание о дроне риса

…Ускоряется витакль воспоминаний… Вот опять — над песками и рощами Тугорканова острова, там, где не смогут мгновенно появиться спасатели, направив ПГ в головную часть минилёта, я подавляю самозащиту живой машины, и с отчаянным воем минилёт входит в штопор.