Смертельный выстрел

Исчезновение тела заинтриговало убийцу не меньше прочих. Весь вечер он не находил себе покоя, нервы его натянулись, как струна. Теперь же, ночью, эта загадка не просто сбивала его с толку, но наводила гнетущий, суеверный страх.

Тщетно пытался он взять себя в руки, найти естественное истолкование. Но разгадка еще не обещала успокоения. Дня него, Ричарда Дарка, не имело большой разницы, ожил ли Клэнси и ушел или был унесен в виде трупа – опасность была одинаково велика. Впрочем, не совсем. Если Клэнси мертв, то не сможет дать показаний, а на основании косвенных улик вынести обвинение будет трудновато, не так ли?

Убийца даже понятия не имел, что в эту самую минуту обвинители уже обсудили доказательства его вины, о существовании которых он даже не подозревал, и теперь уже выступили в путь с намерением взять его под стражу.

Не зная об этом, он все-таки томился смутным ощущением опасности, проистекавшим из сознания допущенных им просчетов. Именно оно, а не совесть и не раскаяние, заставляли его укорять себя:

– Какого дьявола я это сделал?

Он жалел о своем поступке, но только потому что тот поставил его в очень неприятное положение. Опасность была велика, а выгод от преступления никаких не вышло. Стоит ли удивляться, что негодяй ругал себя?

Убийца уже нес наказание за свое злодеяние, но палачом выступала не совесть, а трусливый страх. Он испытывал то, что испытывали и, будем надеяться, всегда будут испытывать все преступники, и теперь понял, как трудно убийце обрести сон и каково лежать в постели, не находя покоя.

Именно так лежал Ричард Дарк, не сомкнув глаз за всю ночь за все те часы, которые провел в спальне. А если и сомкнул, то не в сладостном забытье. Он так и ворочался в кровати, когда в окне комнаты забрезжила заря. На пол упал мягкий голубоватый свет южного утра, приход которого сопровождается обычно концертом лесных пернатых певцов, смешивающимся с не столь мелодичными звуками домашней живности. Среди последних слышатся голоса цесарки и резкий крик индейки, гоготанье гуся, вечно похожее на агонию, деловитое кудахтанье кур и жизнерадостный возглас их повелителя – петуха.

Все эти звуки, приятные и не очень, долетали до ушей Дика Дарка, но ему не было до них дела в это второе после убийства утро.

Но вот до него донеслись звуки совсем другого рода. Тревожные и резкие, они сразу заглушили пение лесных птиц и гомон домашней живности. Звуки были двух видов: стук конских подков и человеческие голоса. Людей явно несколько, говорят они одновременно, и у всех слышатся нотки гнева, нотки ярости!

Сначала голоса доносились издалека, но постепенно приближались. Вскоре они раздавались уже совсем рядом с домом, отражаясь от стен его комнаты.

Убийца не мог долее оставаться в постели. Слишком хорошо сознавал он значение этих звуков – виноватое сердце подсказывало ответ.

Вскочив, он пересек комнату и подошел к окну. Скорее подкрался, потому как его обуял страх. Отодвигая штору, он трепетал всем телом. Затем ноги едва не подкосились под ним, потому как Дик увидел во дворе с десяток вооруженных всадников, которые ожесточенно спорили. Во главе их находился человек, известный ему как шериф графства. Рядом с шерифом стоял маршал, его помощник, позади отряд констеблей. За ними располагались двое из тех, кто, как имел основания полагать Дарк, выступали главными его обвинителями.

Но времени на домыслы не было: едва въехав во двор, всадники спешились и направились к входу в дом. Не прошло и минуты, как они забарабанили в дверь его спальни, требуя впустить их.

Не пускать их, как Дик прекрасно понимал, смысла не было, как и задавать вопрос «кто там?».

– Входите, – выдавил он вместо этого дрожащим голосом.

Мгновение спустя дверь распахнулась, за ней обнаружилась внушительная фигура миссисипского шерифа.

– Ричард Дарк! – произнес тот властным голосом. – Вы арестованы!

– За что? – пролепетал преступник, дрожа в своей ночной сорочке.

– За убийство Чарльза Клэнси!

Глава 24 Охотника на енотов мучает совесть

В ночь перед арестом Ричарда Дарка еще один человек, живший совсем неподалеку, тоже лежал без сна или по крайней мере провел без него большую часть ночи.

Это охотник на енотов. В его случае причиной бессонницы являлась именно совесть: пусть преступление его относительно ничтожно, оно все равно лишило его сна. Будь Синий Билл закоренелым грешником, этого не случилось бы, но с ним-то как раз было все наоборот. Безжалостный истребитель енотов, по отношению к себе подобным он истекал млеком человеколюбия.

В ночь после испорченной охоты он, очистив совесть исповедью перед Фебой, почивал вполне мирно. Кроме того, Билл не знал достоверно, произошло ли преступление и погиб ли кто-то. Он слышал выстрелы и перепалку, наводящую на мысль о ссоре между двумя мужчинами, одним из которых был его молодой хозяин, а вторым, предположительно, Чарльз Клэнси. Да, первый затем промчался мимо его убежища в спешке, наводящей на мысль о трагическом исходе дела.